Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира
– Рядовых работяг забрано не в пример больше, потому что одной интеллигенцией дорог да каналов не настроишь,- мудро заметил Кудимыч, значительно оглядывая всех, как бы давая понять, что аресты производятся не без понятия, не валом.
– В начале октября,- продолжал Яшин,- прошел пленум райкома партии, о котором «Трибуна» рассказывала в обзорной статье. Автор писал, что этим летом и осенью по клевете карьеристов и перестраховщиков исключено из партии около двухсот коммунистов района. Большинство их, видимо, арестовано, так как апелляции поступили от немногих. «Где остальные? Что с ними? – спрашивал автор и сам отвечал:- Неизвестно». Из сорока клеветников привлечены к ответственности единицы… «К суровой ответственности клеветников!»- призывал автор обзора… А аресты все идут…
– У них ведь тоже, поди, соревнование,- вставил кто-то.
– А то как же: кто бдительнее, тот и передовой, тот, значит, и у должности. Всякому охота за власть подержаться…
– Теперь что же, прикажете арестовывать клеветников? А потом тех, кто арестует?- спросил Кудимыч и сам себе ответил:- Так и конца не будет… Нет, без провокаторов и доносчиков самовластного государства еще не бывало. Без них никакой диктатуры и быть не может, а у нас ведь диктатура…
Яшин внимательно посмотрел на Артемьева и, подумав о чем-то, обратился ко мне:
– А этот мудрый человек правду говорит. Мне вспомнился недавно разговор со вторым секретарем райкома Горевым…
– Разве Горев сейчас в аппарате райкома?
– Да, его избрали в конце августа, кажется, еще на том пленуме, когда исключили из партии вас.
– О чем же вы говорили?
– Я как-то был у него по делу, и в задушевной беседе зашел разговор об этих самых бдительных, наломавших немало дров. Я спросил его, почему не привлекают этих товарищей и не сажают взамен тех, кто безвинно попал в тюрьму.
– И что же он вам ответил?
– Горев неожиданно для меня признался, что есть указание сверху: быть поосторожнее с привлечениями за клевету. Они, дескать, действуют из патриотических побуждений, из стремления очистить нашу партию и район от врагов народа… А что много арестовали безвинных, так с этим разберутся в свое время и выпустят…
– По нашей тюрьме что-то незаметно, чтобы очень торопились с разбирательством. Совсем незаметно.
– А зачем выпускать? Это было бы признанием незаконных действий органов НКВД,- вставил долго молчавший Ширяев.- Выпускать – значит и восстанавливать людей на их прежних должностях, а они уже заняты новыми деятелями. Эти уже вцепились в освободившиеся кресла, как клещи. Не-е-е-т,- протянул он,- тут не так просто, как кажется. Все они будут держаться за власть, особливо активно голосовавшие, бдительные…
– Ну а как руководят новые, севшие на места арестованных?
– А вот так: Трофимова, занявшего место Тарабу-нина, недавно сняли с работы за развал в сельском хозяйстве…
– Вот те на! Как же так получается?- удивился я.- Весной и летом и в предыдущие годы все беды в районе сваливали на Кузьмина и Тарабунина да на секретарей райкома, как на вредителей и врагов! Выходит, что и новые не справляются с задачами?
Яшин махнул рукой:
– Смена и аресты руководителей для сельского хозяйства как для мертвого припарки…
Вслед за этой новостью Иван Маркович огорошил меня еще одной, столь же нелепой, как и страшной по своим последствиям. Всего дней десять назад вдруг исчезла средь бела дня Мария Федоровна Шульц, жена бывшего второго секретаря райкома Васильева.
– Как это вдруг исчезла?
– А милиция куда смотрит?- возмущался внимательно слушавший бывший политрук, а я живо вспомнил эту деловую симпатичную женщину, всегда приветливо встречавшую нас в районном Доме просвещения, где она работала методистом.
А было, по словам Яшина, так. Шла Мария Федоровна в обеденный перерыв домой-у нее шестимесячный ребенок и дочка-второклассница,- шла с одной своей знакомой-попутчицей, а после того, как каждая повернула в свою сторону, откуда-то выскочила черная машина и с визгом притормозила у тротуара. Как будто она подстерегала свою жертву. Открылась передняя Дверца, и кто-то из сидевших внутри крикнул:
– Мария Федоровна, войдите в машину на минутку.
– Зачем я вам понадобилась так спешно?
– Нужно немедленно выяснить один вопрос, связанный с вашим мужем,- ответили ей.
– Разве нет другого времени и места для таких разговоров?- спросила Шульц, узнав в говорившем Бельдягина.
– Так случилось по пути, вот и решили прихватить вас.
– Ведь я на работе и еще не обедала… Да и дети дома голодные…
– Не беспокойтесь,- продолжал хозяин автомобиля и, проворно выскочив, услужливо отворил заднюю дверцу:- Прошу вас, мы проедем к тюрьме на несколько минут, а потом отвезем вас обратно, к дому.
Шульц с минуту потопталась на месте, подумав о муже, оглянулась по сторонам и, заметив за углом притаившуюся спутницу, нерешительно вошла в машину. Дверца глухо хлопнула, и черный автомобиль рывком взял с места и запылил к Соборной стороне… Все это видела и слышала ее попутчица. Потом был слух, что грудного ребенка арестованной она взяла к себе. А старшую девочку поместили в детский дом. Квартира осталась опечатанной, как после покойников.
Забегая вперед, скажу, что М. Ф. Шульц сначала обвинили в шпионаже в пользу немцев, желая «подвязать» ей самостоятельное «дело», как немке по происхождению. Затем, после того как ее мужа убили в тюрьме, сослали в женский Соликамский лагерь, как члена семьи изменника Родины, где она пробыла десять лет. По отбытии срока, установленного ленинградской «тройкой», Шульц около десяти лет была в ссылке и только после XX съезда партии вернулась оттуда и восстановлена во всех правах… Работала в Старорусском исполкоме и жила с усыновленным во время ссылки мальчиком, так как ей еще в лагере стало известно о гибели ее детей во время войны. Марию Федоровну в последний раз я видел в 1967 году, видел и ее приемыша, уже взрослого и женатого человека лет тридцати пяти…
Итак, на воле творилось небывалое в истории Советской власти. И это только в небольшом городе с 30-тысячным населением, только в одном районе Ленинградской области…
Рассказы Яшина сильно понизили и без того подавленное настроение моих товарищей. Что же происходит в милом нашем Отечестве? Неужели и Центральный Комитет не ведает ни о чем? Не могут же бложисы, бёльдягины и вороновы творить беззакония длительное время по своей собственной инициативе?! Как понять, как разобраться в происходящем? Или местные власти действуют по образу и подобию центров и самой Москвы?
Глава шестая
То не беда, коли во двор взошла,
