Софья Бенуа - Муслим Магомаев. Преданный Орфей
«Со сцены я ушел. Ушел незаметно, без громких заявлений…»
«Муслим Магометович, где вы сегодня? Где можно увидеть и услышать вас?» — спрашивал корреспондент «Новых Известий» Саид Бицоев Муслима Магометовича накануне его юбилея[37]. Разговор состоялся в августе 2007-го.
«— Практически нигде. Я редко выхожу даже из дома. Общаюсь только с узким кругом друзей. А с поклонниками поддерживаю связь через интернет-сайт. Скучать не приходится. Обычно в день рождения или после телепередач меня заваливают письмами. Бываю даже не в состоянии ответить каждому.
— А выйти опять на сцену и выступить с сольным концертом?
Нет, сколько можно?! Да я и раньше не частил с выступлениями. У меня очень мало специальных телевизионных съемок. Ходить на телевидение для меня было большой проблемой. Поэтому и записей мало. Вот сейчас друзья готовят мне подарок к юбилею — видеозаписи моих выступлений разных лет. Это альбом из пяти дисков: и классика, и эстрада, и мюзиклы. Вот там можно и увидеть, и послушать Магомаева.
— То есть ни на корпоративах, ни в клубных вечеринках вы не участвуете?
— Я давно сказал, что ухожу. Лучше достойно уйти, когда тебя помнят поющим. А зачем опять возвращаться, как делают некоторые мои коллеги? Нет, ради бога! Их право! Я уважаю Лемешева, которого все запомнили поющим, не смотря на годы. И поющим очень хорошо. Помню еще Марка Осиповича Рейзена, нашего соседа. Человеку было 85, а он вышел и спел Гремина (в последний раз бас Рейзена прозвучал на сцене Большого театра в день его 90-летия в партии князя Гремина в «Евгении Онегине» Чайковского. — «НИ»). И спел очень достойно. Я никак не мог понять — как это можно? Столько хет быть на сцене, сохранить голос, сохранить желание петь. У меня, к сожалению, давно уже нет желания. Потому что я по натуре, простите за сравнение, соловей: хочу — пою, не хочу — не пою. Раньше мы с Тамарой (Синявской — певицей и супругой Магомаева. — «НИ») ездили с концертами, зарабатывали деньги. Иногда по два и даже по три концерта в день. Для меня это было каторгой. Просто так сложилось. Я всегда говорю, что я не Кобзон.
— А Иосифу Давыдовичу поется всегда?
— Получается так. Дело в том, что Кобзон сейчас поет не хуже, чем пел 20 лет назад. Таким же голосом, с таким же настроением, так же на сцене сопереживает. Дита (Эдита Пьеха. — «НИ») тоже поет. И дай им бог! Я свое уже отпел. И уже нигде — ни в открытом, ни в самом закрытом в клубе — не буду играть. Недавно очень известный и состоятельный человек попросил меня выступить в маленьком клубе для ограниченного круга друзей. Никто об этом якобы не будет знать. Я сказал: «Я буду об этом знать и перестану себя уважать». Помимо пения у меня были привязанности к рисованию, написанию музыки, да много чего. От всего этого я сильно уставал. Если бы больше ничего не делать, а только петь, то, может, и сейчас бы продолжал.
— Вы чувствуете себя в Москве «лицом кавказской национальности»?
— Нет, никогда. Всегда чувствовал себя бакинцем. Ведь в свое время Баку считался самым интернациональным городом в стране, да простят меня другие республики Советского Союза. Там жили представители всех национальностей, все друг друга любили. И многие из них до сих пор считают себя бакинцами. Вот такая была «национальность». В Америке армяне, азербайджанцы, русские, евреи, когда собираются за столом, всегда называют себя бакинцами».
Муслим Магомаев всегда считал себя азербайджанцем, а про гражданскую принадлежность говорил: «Азербайджан — мой отец, Россия — моя мать». Но при этом всегда подчеркивал святое для него понятие: я бакинец!
Муслим Магомаев погребен на Аллее почетного захоронения в Баку
Баловень судьбы, отошедший от концертной деятельности, наконец наслаждался простыми обыденными делами, своим присутствием в стенах дома рядом с любимой женщиной. И это новое наслаждение преклонных лет возместило ему то, от чего он так (казалось) легко отказался.
— …главное в том, что я сам перестал получать удовольствие от пения. Чтобы выходить на сцену, нужно хотеть петь. Делать же это с неохотой не хочу. Я пел 50 лет! Начал петь еще в школе, в 14 лет, когда и не думал стать певцом. Просто пел, как птица. Человек поет, потому что не может не петь. И вот с годами радость от этого стала пропадать. До последнего времени, когда мне надо было где-нибудь выступать минут двадцать, я шел и пел. Мог завестись ненадолго на какие-нибудь, скажем так, легкие песни. Но если говорить о такой песне как «Благодарю тебя», то ее не исполнишь в плохом настроении. «Мелодию» тоже не споешь, если не настроишь себя на нее. К сожалению, с возрастом уходит не только задор, но и голос. А мне не хочется, чтобы изменения слышали другие.
В ряду его новых увлечений — давние, заново возрожденные пристрастия: лепка, живопись, сочинительство; «В каждом человеке что-нибудь заложено от природы. Просто один человек в себе это находит, а другой нет».
— Уйти со сцены непросто. Хорошо, если тебе есть еще чем заняться. У меня, слава Богу, с этим проблем нет. Могу и на рояле играть, и музыку писать, рисовать, могу сесть за компьютер. Иногда день проходит так быстро, что и оглянуться не успеваю — как? уже вечер?
Кстати, еще когда маэстро исполнилось пятьдесят пять, на юбилейном вечере примадонна эстрады Алла Пугачева сказала имениннику: «Вы можете спокойно уходить! Все равно вас будут помнить всегда!» Тем не менее, когда он решился на этот шаг, многие пытались воспрепятствовать его уходу. Тот же бессменный руководителя ансамбля «Мелодия» Георгий Арамович Гаранян решительно отговаривал Муслима Магометовича от «опрометчивого поступка».
— Но Муслим считал, что самое ценное он уже сделал и больше ему добавить нечего. Многие называли его шаг смелостью, не знаю почему. Для него это было естественным.
— Когда-то мне одному из первых сделали предложение заложить именную «звезду» на тротуаре около концертного зала «Россия». Я отверг это сразу. Объяснил, что никогда не любил быть «в толпе». Скажут — нескромно. Возможно, хотя я никогда не считал себя великим, как это делают сейчас многие «звезды» и «звездочки». Зато всегда думал о тех вершинах, до которых мне добираться и добираться, — о великих певцах Энрике Карузо, Марио Ланца, Тито Гобби… Они мои учителя, и я понимал, что мне никогда не достичь их уровня, как звезд на небе. Потому всегда считал себя лишь ищущим музыкантом. А все эти бетонные звезды, которые сейчас модно вмуровывать в асфальт, ведь это глупость. Ходит народ, топчет твое имя нотами. Зачем это нужно? Слава сиюминутна. Все мы на этой земле пребываем временно. За свои дела каждый из нас будет отвечать там… А земная мишура — это ведь суета.
