Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Принял исходное положение для атаки и вижу Семенова. Не повторив моих фигур пилотажа ни в первый, ни во второй раз, он оторвался и остался далеко внизу. Но почему его машина летит вверх «животом»? Почему позади нее остаются струйки сизого дыма? Странно! Вдруг вижу, как к Семенову сзади пристраивается «мессершмитт». Все ясно: подбил и повторяет атаку.
Не раздумывая, бросаю свой «Миг» на немца, преследующего Семенова. Пара немцев, только что проскочившая мимо, наверное, расценила мое пикирование как бегство. Ну и пусть, думаю, за ними следить некогда. На выходе из пике мой самолет сделал глубокую просадку, и я оказался ниже «мессера», находящегося в хвосте у Семенова. Атакую его снизу… Жму на гашетки… Одна очередь, вторая… «Мессершмитт» как-то неохотно взмывает, но тут же вспыхивает и, перевернувшись, отвесно сваливается под меня.
Горящий, как факел, вражеский самолет! Первый сбитый мною немецкий самолет! Не могу оторвать от него взгляда, даже наклоняю нос своей машины вниз, чтобы лучше увидеть, где он упадет и взорвется.
Короткий сухой треск обрывает мои наблюдения. Машина мгновенно поворачивается вокруг оси на сто восемьдесят градусов, и я зависаю вниз головой. С ревом надо мной проносится «мессершмитт». Выравниваю машину, оглядываюсь: второй уже заходит для атаки сзади. Вот она, оставленная мною пара! Увлекся атакой, прозевал, а они подловили!
Моя машина повреждена ужасно. На правом крыле – огромная дыра. Она настолько уменьшает подъемную силу, что самолет все время норовит перевернуться. Другой снаряд попал в центроплан.
Где же Семенов? Как бы мне пригодилась сейчас его поддержка. Понимаю, что отбиваться придется самому. Еще есть горючее, боеприпасы и страшная злость – на себя и на немцев.
С трудом разворачиваю ослабевшую машину. Самолет подчиняется плохо: чуть наберу побольше скорость, он стремится перевернуться на спину. Уклоняюсь от ударов немцев, стараюсь атаковать сам. Но ничего не получается. Решил – буду выходить из боя. Вошел в глубокое пикирование, при выходе самолет сделал проседание и такой произвольный крен, что я чуть не задел крылом землю. Немцы повернули домой, я тоже. Семенова нигде не видно, даже на земле. При подходе к аэродрому обнаружил, что повреждена гидросистема. Шасси выпустил аварийно и сел нормально.
Вот так вот. Теперь посмотрим, сколько было ошибок. Во-первых, плохо слетана пара. Семенов не облегчил винт, от этого мотор у него забарахлил, не повторил моих маневров, оторвался, бросил своего ведущего. Во-вторых, не учли, для чего немцы делятся. Нижние заманивают, верхние внезапно нападают. Этот прием они применяют и по сей день. Надо не упускать из поля зрения всех. И в-третьих, сбил самолет, не смотри, где он упадет, иначе тебя собьют. О том, где упадет сбитый, сообщит ведомый или передадут с земли. И последнее, после успешной атаки следует строить маневр для очередной. Понятно? Все, перекур!
– А как же Семенов? Погиб? – спросил Островский.
– Нет, прилетел раньше меня. Подумал, что меня подбили, и пошел домой.
Летчики, оживленно разговаривая, потянулись из комнаты.
– А вы еще жалуетесь, что много занимаемся, – улыбнулся Покрышкин, вытирая тряпкой запачканные мелом руки. – Танцевать будем потом. Сейчас вот есть предложение сыграть в футбол. Где наш мяч?
Вспомнил о первом бое и словно старую рану разбередил. Словно это было вчера: хищные желтые носы «мессершмиттов», нависающие на хвосте, резкие удары от снарядов пушек, дробь пулеметов, надрывный рев мотора при перегрузке, едкий, навязчивый запах бензиновых и масляных паров, осушающая мозг и выворачивающая внутренности перегрузка при резких маневрах, дыра на крыле и то незабываемое чувство радости от клубка пламени и косм белого с черным дыма, охватывающего пятнистые плоскости ненавистного «мессера». «Нет, от этой проклятой войны так просто не избавишься», – подумал он и пошел вслед за ребятами во двор.
12
Но было еще нечто, что его так вдохновляло – взгляд девичьих глаз, провожавших, как ему казалось, в каждый полет. И каждый раз Саше хотелось ее чем-нибудь удивить. Возвращаясь из зоны после выполнения очередного учебного задания, он проходил на бреющем над домом медсанчасти в Манасе, а чтобы Мария была уверена, что вернулся именно он, Саша эффектно крутил над домом три восходящие бочки подряд. Привет тебе, любимая, таков был сигнал его сердца.
После приземления он начинал на себя сердиться: «Ну что за мальчишество! В конце концов, это совсем несолидно: опытный летчик, командир, человек с устоявшейся репутацией, как мальчишка, откалывает номера, и главное, у всех на виду», – корил он себя и в очередной раз давал слово, что больше этого не будет. Но на следующий день все повторялось…
Ну, ладно бочки. А то ведь какой выкинул фортель. Узнав, что Марию отправили с рабочими строить барак для раненых километрах в тридцати от Манаса, нашел это место и давай его «утюжить» на бреющем. Рабочие перепугались – сумасшедший какой-то. Наконец – эффектный выход с бреющего на горку над самой стройкой и бросок вымпела вниз с посланием для любимой.
Когда Мария, посмеиваясь, рассказывала о впечатлениях рабочих после этих выкрутасов, он от стыда готов был провалиться сквозь землю.
Правда, очень скоро Саше представился случай реабилитироваться. Когда Марию вновь послали с рабочими, на этот раз в горы заготавливать дрова, и, возвращаясь, они заблудились, Саша с Вадимом Фадеевым, обеспокоенные столь долгим отсутствием экспедиции, вышли навстречу и помогли всем найти дорогу домой.
В горах было небезопасно – можно было нарваться на бандитов.
Как-то Покрышкин остановил пробегавшего мимо Труда, озабоченного какими-то комсомольскими делами, и с хмурым выражением лица заговорил:
– Живем, как медведи, ей-богу! Ты бы подумал насчет досуга летчиков. Танцы организовал, что ли… Самодеятельность. Чем мы хуже БАО?
Труд охотно согласился, но вот вопрос – где найти партнерш для танцев.
– Вот еще! – недовольно буркнул Покрышкин. – Разучился искать, что ли? Наши из столовой придут, из санчасти пригласи.
– Есть пригласить из санчасти! – весело козырнул Андрей и убежал.
Вечером Саша пришел в санчасть и вызвал Марию:
– Тут наши ребята танцплощадку организовали… Недалеко… Пойдешь?.. У нас парни вон какие!
Он улыбался, и при свете луны виднелись его блестящие глаза, ровные белые зубы и все лицо – необыкновенно ласковое и приятное.
– Господи… Танцы… – вздохнула она. – Как это было все давно. Ладно, сейчас попрошу Таю меня подменить.
Через несколько минут они шагали вдоль кромки прибоя. Под ногами похрустывала галька, где-то в темноте ритмично плескалось море, с обрыва приветливо трещали цикады. Поблизости послышались звуки баяна.
