Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве
Стремительно взлетел официальный статус ученого. В начале 1934 года Эйнштейна с супругой пригласил в Белый дом президент США Франклин Рузвельт. Когда неформальное, задушевное общение затянулось, выйдя далеко за рамки протокольной встречи, гостеприимные хозяева запросто предложили супругам остаться на ночлег в их резиденции. С той поры Эйнштейн получил негласное право на непосредственные контакты с лидером страны.
Видеть у себя в доме самого Альберта Эйнштейна почитали за честь весь свет Америки.
* * *Вернувшаяся после сказочного путешествия с Рабиндранатом Тагором в Советскую Россию Марго все уши прожужжала домашним о своих московских впечатлениях. Среди тамошних «чудес света» она называла оригинальные работы «русского Родена» – скульптора Сергея Коненкова. Ей даже удалось познакомиться с мастером. Она демонстрировала репродукции его скульптур, говоря, что музой Коненкова является его супруга, несравненная Маргарита. Мы – тезки, смеялась Марго, и скульптор даже загадал желание, когда они, фотографируясь в его мастерской, оказались рядом.
И вот оказывается – Коненковы сейчас здесь, в Нью-Йорке!
Их появление на американском континенте имело занимательную предысторию. В 20-е годы минувшего века, «на заре туманной юности» советской власти западные «друзья Кремля» и прагматичные PR-менеджеры, знающие толк в «продвижении товара на рынок», настоятельно рекомендовали молодым лидерам молодой республики смелее заявлять о себе в Старом и Новом Свете, но не «достижениями народного хозяйства» (коих не было), а искусством. Вывозите за кордон свой балет, театры, устройте вернисажи современных живописцев и скульпторов, организуйте гастроли музыкальных исполнителей. Капиталовложения? Копеечные! Зато эффект – стопроцентный. Красную Россию станут узнавать. Учитесь, пока мы живы.
Успех выставки современного искусства Советской России в Нью-Йорке превзошел все ожидания Кремля. Широкая поддержка прессы была обеспечена. «Русское искусство – это ошеломляющее впечатление» – цитата из «New York Times». «Эти 1200 работ производят шок, представ перед глазами зрителя» – «New York American». «Выставка – потрясающее событие. Мы можем почувствовать настоящую русскую душу. Такой выставки в Америке еще не было» – вторили коллегам критики «Art News».
В составе делегации, сопровождавшей экспозицию, был и Сергей Коненков со своей Маргаритой. Когда через несколько месяцев срок их заокеанского путешествия подошел к концу, желания возвращаться домой у них почему-то не возникло. Используя завязавшиеся полезные знакомства в нью-йоркском генконсульстве СССР, Маргарита деликатно обсуждала варианты возможного продления «временного» пребывания в Штатах уже после закрытия выставки. Решение проблемы было найдено. В обмен, разумеется, на взаимные неафишируемые услуги. Обратная дорога в СССР для Коненковых растянулось на два с лишним десятилетия. Однажды скульптор туманно обмолвился: «Дорогой ценой я заплатил за несерьезное отношение к возвращению на родину…»
Но, обосновавшись в Нью-Йорке, «русский Роден» довольно быстро обзавелся прекрасной мастерской, усилиями Маргариты превращенный в экзотический светский салон. Сергей Тимофеевич соорудил там резной деревянный бар, виртуозно играл для гостей на гармошке. Статный, импозантный красавец с окладистой бородой, вскоре он стал одним из самых популярных портретистов-скульпторов Нью-Йорка. Конечно, во многом благодаря Маргарите, ее таланту общения, знанию английского, взявшей на себя функции менеджера, обеспечивающего получение престижных заказов для мужа. Для американской публики Коненков своей манерой работы был чрезвычайно интересен как яркий представитель русской скульптурной школы, носитель старых традиций. Работы мастера в дереве и вовсе стали сенсацией, названной скульптурной музыкой дерева.
Мастеру с удовольствием позировали многие знаменитости – ученые Лебб, Флекснер, Дюбуа, Ногуччи, Майер, члены Верховного суда США Холмс, Кардадо, Стоун, выдающийся дирижер Артуро Тосканини, легендарный авиатор Чарльз Линдберг, голливудская звезда Айно Клер, русские эмигранты – Шаляпин, Рахманинов…
В 1935 году порог нью-йоркской мастерской Коненкова впервые (и вовсе не по своей инициативе) переступил Альберт Эйнштейн. Администрация Принстонского университета заказала русскому мастеру бронзовый бюст своего самого выдающегося профессора, нобелевского лауреата.
К тому времени Маргарите уже удалось непринужденно выйти из тени мужа и оказаться в центре внимания светской публики. В немалой степени тому способствовали откровенные работы Коненкова «Струя воды», «Вакханка», «Бабочка» и другие, для которых грациозная «дворяночка из Сарапула» позировала обнаженной. Работы имели колоссальный успех, а главное – были легко узнаваемы. Глядя на Маргариту, мужчины вспоминали скульптуры, млели, таяли, теряли головы и бесстыдно раздевали хозяйку глазами. Но, Боже, как же хотелось и руками…
Конечно, уговорить Эйнштейна потратить драгоценные часы, а то и дни! – на сеансы позирования было крайне непросто. Лишь однажды ученый согласился на подобную «экзекуцию», и лишь потому, что какой-то несчастный безвестный художник взмолился: портрет знаменитого ученого с натуры помог бы ему избавиться от нищеты.
В случае с Коненковым сработали другие факторы. Во-первых, официальный заказ администрации Принстона. Во-вторых, высочайшее искусство скульптора, в чем ученый убедился, осмотрев работы в его мастерской. И, наконец, в-третьих, неземной красоты женщина, с которой можно было непринужденно общаться во время этих чертовых многочасовых сеансов. Позже Альберт признался, что в ее глазах увидел «отблеск Бога». А Маргарита своей природной женской интуицией сразу ощутила, что этот Эйнштейн – далеко не бесполый ангел, витающий где-то в своих заоблачных высях, и в его глазах прочла не «отблески», а желание.
«Когда Сергей Тимофеевич работал над портретом Эйнштейна, – вспоминала Маргарита, – тот был очень оживлен, увлеченно рассказывал о своей теории относительности. Я очень внимательно слушала, но многого понять не могла. Мое внимание поощряло его, он брал лист бумаги и, стараясь объяснить свою мысль, делал для большей наглядности рисунки и схемы. Иногда объяснения меняли свой характер, приобретали шутливую форму – в такую минуту был исполнен наш совместный рисунок – портрет Эйнштейна, – и он тут же придумал ему имя: Альмар, то есть Альберт и Маргарита».
Работа в мастерской действительно занимала немало времени. Для скульптора особенно важно было уловить по-детски искреннее изумление, которым время от времени озарялось лицо ученого. Эйнштейн же изнемогал под цепким, изучающим взглядом Коненкова, чувствуя себя какой-то подопытной особью. Маргарита то появлялась в мастерской, то вновь на время куда-то исчезала, но скоро возвращалась – уже с чайными чашками и пирожками на подносе.