Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве
Но как же наука? Перебирая заманчивые предложения из Иерусалима, Мадрида, Лейдена, Парижа, Эйнштейн делился сомнениями с другом юности Соловиным: «Мне уже предложили столько профессорских мест – у меня столько разумных идей в голове не наберется».
Напрасно скромничал гений. Ведь сам же повторял не раз: Бог не играет в кости. Есть случайность и есть неизбежность.
Альберта Эйнштейна ждала Америка.
Но он продолжал подначивать Макса Борна: «Я очень хорошо понимаю, почему вы считаете меня «упрямым старым грешником», но ясно чувствую, что вы не понимаете, как я оказался в одиночестве на своем пути. Это вас, конечно, позабавит, хотя навряд ли вы способны верно оценить мое поведение. Мне доставит большое удовольствие изорвать в клочья вашу позитивистско-философскую точку зрения».
«Мой муж – гений! Он умеет делать все, кроме денег…»
«Мой муж – гений! Он умеет делать все, кроме денег…» – назубок вызубрив эту хлесткую фразу, миссис Эльза любила щегольнуть ею в светском обществе, выдавая за свое умозаключение.
Еще в начале 1932 года в Америке у Эйнштейна состоялась встреча с Абрахамом Флекснером, который вынашивал идею создания в Принстоне уникального научно-исследовательского центра – Institute for Advanced Study – Института высших (стратегических) исследований. Финансовые вопросы брали на себя амбициозные мультимиллионеры Эдгар Бамбергер и Феликс Фульд. Требования меценатов были просты: в институте должны быть собраны звезды первой величины.
Обладая карт-бланшем, Флекснер не скупился, сулил поистине королевские условия: профессор Эйнштейн (в случае его согласия) назначался на должность руководителя исследовательской группы с пожизненным жалованьем и безоговорочным правом приглашать ассистентов только по своему усмотрению. И никакой лекционной, преподавательской нагрузки. Исключительно чистая наука.
Подумаю, обещал Эйнштейн при первой встрече, обязательно подумаю.
Подстегиваемый попечителями Абрахам Флекснер летом 1932 года вновь напомнил Эйнштейну о Принстоне.
– Как вы, профессор?
– Я принимаю ваше предложение. Но при одном условии.
– Пожалуйста.
– Я беру с собой своего ассистента Вальтера Майера.
– Какие могут быть вопросы?! Ведь мы же оговорили, что вы набираете себе тех помощников, которые вам необходимы.
– Хорошо, спасибо. – Эйнштейн замялся. – И еще один вопрос… Могу ли я рассчитывать на жалованье в три тысячи долларов в год? Или… Как вы считаете, может быть, я смогу прожить там у вас, в Америке, и на меньшую сумму?..
Услышав слова Эйнштейна, Флекснер от души расхохотался и объяснил, что названная сумма не обеспечит даже прожиточного минимума в Штатах. В общем, все финансовые проблемы мистер Флекснер предпочел обсуждать с куда более практичной миссис Эльзой. В результате ставка профессора увеличилась втрое – до 15 тысяч долларов.
Правда, сам Эйнштейн по-прежнему чувствовал некую неловкость. По его глубокому убеждению, безнравственно получать деньги только за свою исследовательскую работу, которая и без того приносит громадное моральное удовлетворение, является естественной потребностью каждого нормального ученого. И эти часы научного творчества должны обеспечиваться именно неустанными преподавательскими трудами: лекциями, семинарами, коллоквиумами, собеседованиями и консультациями со студентами, приемом экзаменов, участием в кафедральных заседаниях и пр. Однако, как обнаружилось, подходы американских работодателей были куда рациональнее…
* * *Встречавшие на таможенном посту в Нью-Йорке представители Принстона вручили Эйнштейну письмо Флекснера со строгими рекомендациями: «…B нашей стране существуют организованные банды безответственных нацистов. Я советовался с местными властями и с правительственными чиновниками в Вашингтоне, и все они убедили меня, что для Вашей безопасности в Америке Вам следует хранить молчание и воздерживаться от публичных выступлений… Вас и Вашу жену с нетерпением ждут в Принстоне, но, в конечном счете, Ваша безопасность будет зависеть от Вашей собственной осторожности».
Флекснер не преувеличивал. Конечно же, далеко не вся Америка, как бывало прежде, с восторгом воспринимала весть о прибытии в страну великого ученого. Экстремистская организация «Дочери американской революции» жестко потребовала запретить Альберту Эйнштейну въезд в США: «Безбожникам и коммунистическим смутьянам не место в Штатах!», «Даже Сталин не связан с таким множеством анархо-коммунистических группировок, как Эйнштейн!». Бостонский кардинал О'Коннел аплодировал экзальтированным «дочерям», попутно предавая анафеме теорию относительности как «ложное, аморальное и атеистическое учение».
Впрочем, Эйнштейн на все выпады реагировал спокойно, а к истерике феминисток даже с юмором: «Прислушайтесь к тому, что вещают эти глубокомысленные, уважаемые, патриотические леди! Вспомните, что столицу могущественного Рима некогда спасло гоготанье гусынь… Никогда еще прежде мои попытки приблизиться к прекрасному полу не встречали такого яростного отпора!.. Но, может быть, они правы, эти бдительные гражданки? Может быть, и впрямь нельзя допустить присутствия в Соединенных Штатах того, кто пожирает полупрожаренных капиталистов с таким же аппетитом, с каким ужасный Минотавр на острове Крит некогда пожирал прелестных греческих девушек? Ведь он, этот опасный человек, в дополнение ко всему прочему, противится любой войне, за исключением неизбежной войны с собственной женой…»
Именно под жестким нажимом «собственной жены» профессор обзавелся недвижимостью в Принстоне, купив дом № 112 по Мерсер-стрит, который, в итоге, и стал для него последним пристанищем.
Своей корреспондентке – королеве Бельгии Элизабет, которая проявляла беспокойство о том, как он устроился на новом месте, Эйнштейн сообщал: «Принстон – замечательное местечко, забавный и церемонный поселок маленьких полубогов на ходулях. Игнорируя некоторые условности, я смог создать для себя атмосферу, позволяющую работать и избегать того, что отвлекает от работы. Люди, составляющие здесь то, что называется обществом, пользуются меньшей свободой, чем их европейские двойники. Впрочем, они, как мне кажется, не чувствуют ограничений, потому что их обычный образ жизни уже с детства приводит к подавлению индивидуальности».
Стремительно взлетел официальный статус ученого. В начале 1934 года Эйнштейна с супругой пригласил в Белый дом президент США Франклин Рузвельт. Когда неформальное, задушевное общение затянулось, выйдя далеко за рамки протокольной встречи, гостеприимные хозяева запросто предложили супругам остаться на ночлег в их резиденции. С той поры Эйнштейн получил негласное право на непосредственные контакты с лидером страны.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)