Николай Афанасьев - Фронт без тыла (Записки партизанского командира)
Я рассказал о нем не ради красного словца. Понятие "военная дисциплина" известно сегодня многим, но тем, кто не воевал, трудно понять, из чего она в те годы складывалась. Не только из высокой сознательности и самоорганизованности людей. Дисциплину рождала еще и строгость, доведенная порой до крайних своих проявлений. Пример с Бучневым - не крайность. И все-таки посмотрите: ведь не дезертировал же он, не к теще на блины отправился, а ушел бить врага, но был, тем не менее, арестован. И, согласитесь, действия Васильева были абсолютно правильны. Он терпеть не мог того, что называется партизанщиной, не выносил этакой вольницы и самостийности. И 2-я бригада была поэтому соединением очень организованным. С партизанщиной здесь боролись решительно и энергично.
"АВТОМАТОМ И ВИНТОВКОЙ, ГРАНАТОЙ И ТОПОРОМ, КОСОЙ И ЛОМОМ, КОЛОМ И КАМНЕМ" 1942 год, 17-29 апреля
В середине апреля я получил приказ о передислокации полка на север. Маршрут был указан: через Ухошино, Глотово, Серболово, Нивки, Гнилицы в район деревни Большое Заполье. Переход предстоял длительный и трудный, около 100 километров. Правда, можно было попытаться пройти напрямик, это составило бы всего 30 километров, но болота на пути уже оттаяли, а наши люди были по-прежнему в валенках.
Двигались снять в темноте, только теперь уже не потому, что опасались гитлеровской авиации,- ночами подмораживало, и становилось суше. Дошли на третьи сутки.
Штаб полка расположился в совершенно пустой деревушке Трестянка. Жители оставили ее еще до войны: кто переехал в Ленинград, кто перебрался в другие деревни. Во всей Трестянке к нашему приходу жил один-единственный человек тихая старушка. Рядом, в деревне Городовик, находился штаб 2-го полка. Так что в новом районе у нас были соседи, к тому же хорошо знакомые.
В эти дни бригада заметно выросла. В деревнях довольно много парней хотели уйти в партизаны, и нам разрешили принимать в свои подразделения добровольцев. Мы обживали новое место, принимали пополнение, вели разведку.
Полк все еще был одет по-зимнему, а весна между тем съедала последний снег. Мой заместитель по хозяйственной части Алексей Дмитриевич Сарычев побывал в штабе бригады, и там помогли чем сумели. Самолеты перебрасывали из советского тыла летнее обмундирование и обувь, но на все полки все равно не хватало, и надо было самим искать выход из положения, а он мог быть только один: взять то, что нам нужно, у врага.
Как раз в это время мы готовили операцию против трех располагавшихся рядом гарнизонов противника. Ударить по ним предполагалось одновременно: отряд "Храбрый" атаковал гитлеровцев в деревне Белковой, а отряд Седова - в Дудино и Друсино. На случай отступления вражеских подразделений были организованы две засады: отрядом Бучнева на дороге между Дудино и Белковой и отрядом "Отважный" - на дороге к Чихачево между Дудино и Спиридонкино.
Эта операция прошла на редкость гладко и принесла быстрый успех. Когда ровно в два часа ночи в Белковой, Дудино и Друсино ударили партизанские винтовки, автоматы и пулеметы, гитлеровцы, застигнутые врасплох, не смогли организовать никаких ответных действий. Все три гарнизона были уничтожены в считанные минуты. А наутро к штабу полка свезли обильные трофеи, в том числе много одежды и обуви.
Несколькими днями позже мы совместно со 2-м полком провели ночной налет на полустанок Плотовец, знакомый мне еще по первому выходу во вражеский тыл летом 1941 года. Вновь наши действия были стремительны и неожиданны, и вновь гитлеровцы не смогли организовать никакого сопротивления. Меньше чем через час после начала налета мы уходили из Плотовца, оставляя полустанок в самом плачевном состоянии: железнодорожное полотно взорвано в нескольких местах, вырезан большой участок линии телефонной и телеграфной связи, взорвано все стрелочное хозяйство, уничтожено здание вокзала, взорван железнодорожный мост. И конечно же, снова трофеи, среди которых, как и прежде, особую ценность представляли обмундирование и обувь.
Приближалось 1 Мая. И, совсем как в мирные дни, у всех поднималось настроение. Приятно было даже просто произнести вслух слово "Первомай". Да это и понятно - любой из нас уносился мыслями назад, в прошлое, и оно виделось всем безоблачным и счастливым: там гремела медь праздничных оркестров, двигались пестрые колонны демонстрации, трепетали на ветру флаги, смеялись радостно люди... Там был мир. И какой дикостью, какой страшной нелепицей начинала казаться война - безумная выдумка дорвавшихся до государственной власти ублюдков, распорядившихся судьбами целых народов так по-первобытному дико. Ненависть к фашизму вошла в сердца людей вместе с этим словом - "война". Ненависть была огромна, но не имела она, видно, предела, потому что росла с каждым часом, росла до того майского дня сорок пятого года, в честь которого гремят сегодня салюты и на пути к которому - холмики могил и гранит монументов.
В предмайские дни наш полк очень вырос. Прежде всего за счет пополнения из местной молодежи, о котором я уже писал. Мы принимали в свои ряды новых товарищей торжественно и по-солдатски строго. Перед строем отрядов звучали слова партизанской клятвы, вот они:
"Я, сын великого советского народа, добровольно вступая в ряды партизан Ленинградской области, даю перед лицом своей Отчизны, перед трудящимися героического города Ленина свою священную и нерушимую клятву партизана.
Я КЛЯНУСЬ до последнего дыхания быть верным своей Родине, не выпускать из рук оружия, пока последний фашистский захватчик не будет уничтожен на земле моих дедов и отцов.
Мой девиз: видишь врага - убей его!
Я КЛЯНУСЬ свято хранить в своем сердце революционные и боевые традиции ленинградцев и всегда быть храбрым и дисциплинированным партизаном. Презирая опасность и смерть, КЛЯНУСЬ всеми силами, всем своим умением и помыслами беззаветно и мужественно помогать Красной Армии освободить город Ленина от вражеской блокады, очистить все города и села Ленинградской области от немецких захватчиков.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я КЛЯНУСЬ мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь за кровь и смерть за смерть!
Я КЛЯНУСЬ неутомимо объединять в партизанские отряды в тылу врага всех честных советских людей от мала до велика, чтобы без устали бить фашистских гадов всем, чем смогут бить руки патриота,- автоматом и винтовкой, гранатой и топором, косой и ломом, колом и камнем.
Я КЛЯНУСЬ, что умру в жестоком бою с врагами, но не отдам тебя, родной Ленинград, на поругание фашизму.
Если же по своему малодушию, трусости или по злому умыслу я нарушу эту свою клятву и предам интересы трудящихся города Ленина и моей Отчизны, да будет тогда возмездием за это всеобщая ненависть и презрение народа, проклятие моих родных и позорная смерть от руки товарищей!"{22}
