Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме.
Утром нам приказали собираться на суточную вылазку. Я не мог припомнить ни одного донесения, что враг использовал слезоточивый газ, так что решил не утруждаться получением нового противогаза. Я рассудил, что вероятность использования вьетконговцами газа в качестве стратегического оружия призрачна. По всей вероятности велосипеды везут по тропе Хо Ши Мина более остро востребованные припасы — винтовки, ручные гранаты и миномётные снаряды, если перечислить самые популярные. Слезоточивый газ во вьетконговском списке потребностей занимал позицию где-то между электрическими открывалками для банок и складными алюминиевыми шезлонгами. Однако мне по-прежнему приходилось носить с собой брезентовую противогазную сумку, чтобы все думали, что у меня есть противогаз. Мне это пришлось очень на руку. Мой маленький фотоаппарат прекрасно разместился в сумке, а оставшееся место я заполнил конфетами. Надо было брать батончики «Абба-Заба» или коробочки «Джуджуби», которые не таяли в знойный тропический день.
День начался с выезда на грузовиках по шоссе №13, уходящее к северу в сторону Бау Банг. Это то самое не слишком приятное место, где был убит парикмахер Чанг. Прямо за воротами базы нас приветствовал подвешенный за ноги к перекладине мускулистый вьетконговец, весь в дырах от пуль. Конструкция была явно сооружена в его честь. На обмотанной вокруг его шеи проволоке висела картонная табличка:
ЭТО ДОБЫЧА «ЧЁРНЫХ ЛЬВОВ»
Конвои на Громовой дороге не теряли времени попусту, так что мы проехали мимо него быстрее, чем я мог вытащить свой «Инстаматик» и сделать кадр. Какой облом! Все равно, будет, что рассказать дома. Сомневаюсь, что кто-то либо из моих друзей или родственников когда-либо видел висящее возле дороги человеческое тело, если он, конечно, не с Юга родом.
Мы провели день, оказавшийся дьявольски жарким, пешком патрулируя туда-сюда участок дороги. Было жарче, чем обычно, потому что отсутствовала тень, которая радовала нас на патрулировании в джунглях. Большая часть растительности примерно на семьдесят метров в каждую сторону от дороги была либо снесена бульдозерами, либо взорвана командой подрывников. Придорожным снайперам негде было спрятаться.
Первые несколько часов несколько этих взрывных парней находились с нами. Они с прогулочной скоростью ездили по округе на джипе, набитом всевозможными видами взрывчатки. Время от времени они останавливались, чтобы обсудить между собой то или иное дерево. Любая листва вызывала подозрение. Двое из них остановились возле меня, разговаривая. Они намеревались применить карательные меры к голому тридцатифутовому[94] стволу и показали мне моток детонирующего шнура, знаменитой «взрывающейся верёвки», которой они обмотали ствол. Когда шнур взорвался, то срезал ствол толщиной в фут[95] так легко, как будто его срубил топором сам Поль Баньян[96]. Это было интересно, я никогда раньше не видел такого рода взрывов.
Послеобеденная половина дня разительно отличалась от первой. Появилась бронетехника, множество танков и бронетранспортёров из 1-го дивизиона 4-й кавалерийской дивизии. Эта часть была также известна под именем «Кватерхорс»[97]. Наш план состоял в проведении «клеверной» зачистки в зоне к востоку от Громовой дороги. «Клеверная» зачистка означала методику поиска, при которой мы разделялись на четыре группы и начинали с воображаемой середины четырёхлистного клевера. Затем каждая группа шла или ехала по краю одного из четырёх листиков, пока мы все не встречались в исходной точке. Так можно было разделить силы и прочесать большую территорию за меньшее время, причем группы не будут сильно удаляться друг от друга на случай, если одна из них встретит противника и пресловутое дерьмо попадёт в вентилятор.
Необычным в тот день стало то, что вместо того, чтобы идти пешком, мы все должны были погрузиться на бронетранспортёры и весь день ездить пассажирами. Для нас это было чем-то новеньким. «Отставить, отставить, не на этот!» — зашипел Шарп, когда мы полезли на ближайший бронетранспортёр. Затем он скомандовал слезть и следовать за ним, и сам направился к другой машине.
— Парни, из вас кто-нибудь заметил, что на этом транспортёре антенн в два раза больше, чем на остальных и он в два раза длиннее любого другого? — спросил он на ходу.
Несколько нерешительных «нет» послужил ему ответом.
— Это какая-то командирская машина, может быть, командира батальона или его заместителя. Настоящий магнит для ракет. Вьетконговцев учат стрелять по таким машинам в первую очередь. Если начнётся бой, они её запалят, как рождественскую ёлку. Нам на ней делать нечего.
Как гласит поговорка, умному достаточно. Логика Шарпа выглядела безупречно и я начал думать, что мне повезло, что мой командир отделения снял меня с обречённой машины. Мне не было видно, избегали ли все остальные того бронетранспортёра, или его заняло отделение, командиру которого ещё только предстояло разгадать смысл множества антенн.
Поездка на бронетранспортёре оказалась жаркой, шумной и с металлическим привкусом. Стоять внутри транспортёра, когда его кренило и болтало туда-сюда по неровной местности, было делом нелёгким. Приходилось напрягать все группы мышц, как будто вы стояли в машинке американских горок без привязных ремней и пытались не вылететь за борт. Поскольку обычно мы не ездим в гусеничных машинах, я пришёл к мысли, что командование разыскивает в этой зоне что-то особенное, о чём нам не сказали. Что бы это ни было, мы его не нашли.
В ту ночь мы поставили повозки в круг на ровном пятачке прямо возле дороги. Дул заслуживающий упоминания ветерок, приносящий нам прохладу, пока мы потягивали газировку и просто воду, которые нам доставили на грузовике. Вечер оказался очень приятным, потому что каждый из нас потерял пару кварт жидкости, а сильное обезвоживание сопровождается некоторым чувством эйфории и благополучия.
Примерно в 17.00 мы услышали интенсивный артиллерийский огонь в нескольких сотнях метров от нас. Два десятка ВК прошли мимо одной из наших засад и были моментально разгромлены. Семеро было убито. Они лежали там, где упали, до следующего утра, где их нашли патрульные из засады, которые спокойно оставались на местах, пока не рассвело достаточно, чтобы увидеть что и как.
Вскоре после обстрела наши посты прослушивания доложили о множественных перемещениях противника прямо возле нашего лагеря. ВК приблизились почти вплотную к нашему периметру. По позициям передали команду не стрелять, всем постам прослушивания по радио приказали сворачиваться и возвращаться к нашим позициям. Это было исполнено. Когда они приближались, многие повторяли вполголоса «чёрный лев, чёрный лев» снова и снова, как будто читали мантру для самосохранения. Так и было. В тот вечер у нас опять не было пароля, который им бы очень помог. Для возвращающихся парней слова «чёрный лев» служили паролем наоборот, то есть тем, что вы говорили, приближаясь к своим позициям, либо не зная пароля, либо опасаясь, что сейчас начнут стрелять без предупреждения. Это не было обговорено заранее, парни делали так, когда возвращались с опаской. Метод работал. Солдаты с постов прослушивания — бегущие изо всех сил, запыхавшиеся, загнанные, как собаки — едва успели добежать до нас, как миномёты перепахали участок, который они только что покинули. Множество мин обрушилось на территорию, которую обследовали ВК. Большинство мин ударялись об землю и взрывались вверх, но некоторые попадали по верхушкам деревьев и взрывались вниз, дождём рассыпая добела раскалённые осколки. Всё это время миномётчики держали в небе несколько осветительных снарядов, которые лениво снижались, вися на небольших парашютиках. Всё это взрывчато-световое шоу длилось около часа. Когда оно окончилось, наступила тишина.
