Сергей Фирсов - Николай II
1894 год подходил к концу, начиналась жизнь самодержца. Исторический Рубикон был перейден, и пути назад не было. 31 декабря Николай II записал в дневнике, что «уповая на Бога», он без страха смотрит в наступающий год — «потому что для меня худшее случилось, именно то, чего я так боялся всю жизнь! Вместе с таким непоправимым горем Господь наградил меня также и счастьем, о каком я не мог даже мечтать, — дав мне Аликc». Жена стала его защитой в той жизни, приближения которой он не хотел и которая все-таки наступила 20 октября 1894 года. Возможно ли было победить страх, уйти от него в семейную жизнь (тем более что от такого страха лекарства не существует)? Кто знает… Но об одном можно судить наверняка — никакой радости от того, что к нему перешла власть над крупнейшей империей мира, Николай II не испытывал. Власть для него была обузой, которую, правда, необходимо было безропотно терпеть. Семейное счастье воспринималось как искупление, награда за понесенные монаршие труды. Исполнение «трудов» предполагало следование политическим курсом отца, разумеется, так, как курс новым монархом был усвоен и определен. Что из этого получилось, показало ближайшее будущее — 1895 год.
Глава вторая
«БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ»: ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ
В Священном Писании есть рассказ о праведном Лоте, жившем в городе Содом. Благочестивый и боголюбивый, Лот был удостоен от ангелов совета — покинуть город, подлежавший наказанию за грехи его жителей. «И как он медлил, то мужи те (Ангелы), по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города» (Быт. 19:16). Лот и его близкие получили также совет не оглядываться назад, но «жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столбом» (Быт. 19:26). Историю эту можно понимать по-разному, но для нас, думается, важнее всего уяснить простую истину: нельзя идти вперед с повернутой назад головой — прошлое, как омут, может погубить. Настоящее, хотя и связано всегда с прошлым, часто должно отказываться от него во имя будущего. Иначе — соляной столб.
В переходные эпохи непонимание этой истины политиком может привести к катастрофе, бесплодным попыткам построить новое на старом фундаменте, который и старое здание уже не в состоянии выдержать. По стечению целого ряда обстоятельств так было и во время восшествия на престол императора Николая II. Россия вступала в новую полосу своей жизни, но понять это самодержец смог лишь со значительным опозданием.
Итак, в октябре 1894 года Николай II встал во главе самой большой страны мира — Российская империя полностью занимала восточную часть Европы и северную часть Азии (что составляло около 1/6 части всей суши). Территория ее простиралась на 19709294 квадратные версты (22430004 км2). На западе империя граничила с Норвегией, Швецией, Германией, Австрией и Румынией, на юге — с Турцией, Персией и Афганистаном, на Дальнем Востоке — с Китаем и Кореей, а по морю — с Японией и Северо-Американскими Соединенными Штатами. Численность подданных короны превышала 125 миллионов человек, из которых большинство проживало в Европейской части страны. Крестьян было существенно больше, чем горожан (более 112 миллионов). Русские (включая в это число украинцев — «малороссов» и белорусов) составляли более 70 процентов населения. А так как национальность определялась по вероисповедному признаку, то и православных в империи было более 70 процентов. Все это подтвердила и уточнила первая всероссийская перепись населения, проведенная в январе 1897 года.
Численность населения ежегодно увеличивалась более чем на 1 процент (только с 1863 по 1897 год на селе она возросла на 26323 тысячи человек). За этот же период около трех миллионов крестьян ушли в город и превратились в промышленных рабочих. И тем не менее в Европейской России к началу XX века преобладало сельское население. Будущее огромной страны во многом зависело от решения сложнейших социально-экономических проблем, обострившихся в 1890-е годы. В 1891–1892 годах значительные территории империи поразил голод (29 из 97 губерний). От голода и сопутствовавшей ему холеры умерло более полумиллиона человек. Будущий царь, в то время наследник цесаревич Николай Александрович, 17 ноября 1891 года стал председателем Особого комитета для помощи нуждающимся в местностях, пострадавших от неурожая (за что 5 марта 1893 года удостоился высочайшего рескрипта от отца). Участие наследника в деятельности Особого комитета, безусловно, свидетельствовало об обеспокоенности монарха сложившейся ситуацией и заставляло власти всерьез задуматься о том, как не допустить повторения голода в дальнейшем. Были ли события 1891–1892 годов свидетельством глубокого кризиса системы государственного управления империей, как об этом писали отечественные исследователи? Вопрос слишком серьезен для того, чтобы давать на него однозначный ответ. Но совершенно ясно, что от его решения зависело будущее самодержавной власти.
Экономические проблемы к концу царствования Александра III обострились: падение цен на хлеб, вызванное высоким урожаем 1893 года, и таможенная война с Германией актуализировали вопрос о кредите для поместного дворянства. Доходность хозяйств катастрофически падала, помещики испытывали трудности при выплате ипотечной задолженности, потребность в ссудах на оборотные средства возрастала. «В результате 1892–1893 годы оказались годами наибольшей неустойчивости дворянского землевладения со времени отмены крепостного права и до Русско-японской войны, что вызвало у современников ощущение близости массового перехода дворянских имений в другие руки», — пишет В. С. Дякин в книге «Деньги для сельского хозяйства: 1892–1914 гг.». «Черный передел» означал изменение не только экономического, но и политического уклада жизни страны, что не могло не беспокоить самодержавную власть.
Получив в наследство Российскую империю, Николай II вынужден был распутывать целый клубок социально-политических и экономических проблем, к чему готов не был. Что предпринял бы его отец, проживи он еще несколько лет, — можно только гадать, но обстоятельства сложились так, что его смерть совпала по времени с завершением старого и началом нового периода в жизни страны (хотя внешне все выглядело внушительно: монархия, сумевшая избежать войн, могла сосредоточить свое внимание на преимущественном решении внутренних проблем). Рубежом можно считать конец 1894-го, 1895 и 1896 годы. То было время совпадений нескольких процессов, развитие которых в конце концов преобразило всю политическую действительность.
В Россию входил капитал — крупная сила, появившаяся как-то неожиданно, вдруг. «Конечно, к 90-м годам в России существовал капитализм, но размеры громадного явления эта новая сила приобрела только в ходе небывалого промышленного подъема, начавшегося в 1895 году, — писал Ю. Б. Соловьев в книге „Самодержавие и дворянство в конце XIX века“. — Давая 9 процентов ежегодного прироста, русская промышленность обогнала по темпам развития все другие страны, оставив позади даже бурно растущую Америку. В течение нескольких лет Россия обзавелась базой тяжелой промышленности, построила Донбасс, совершила в целом громадный скачок в своем промышленном развитии, а капитал, и верно, стал значительной фигурой, сразу сформировавшись как финансовый капитал». Складывалась странная картина: бурный рост капитализма на фоне отсталого землевладения. Марксистские (по форме) характеристики, данные отечественным историком Ю. Б. Соловьевым еще в начале 1970-х годов, не должны нас пугать — они лишь фиксируют то положение, которое сложилось в России на заре последнего царствования. Важно отметить иное: говоря о внутренней политике власти, ученые пытались показать те противоречия, преодолеть которые в условиях самодержавной государственности было чрезвычайно сложно.
