Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории
В апреле 1942 года мама, работая в госпитале СЭГ 2222, познакомилась с его начальником штаба Абрамом Соломоновичем Спиваком. Это был некрасивый человек небольшого роста, горбатенький, но с большими добрыми глазами и густой черной шевелюрой. Жил он прямо в своем кабинете, поскольку находился на казарменном положении. Я одобрил мамино решение, чтобы Абрам Соломонович поселился у нас, так как чувствовал себя беззащитным, оставаясь один в пустом доме, когда она сутками работала санитаркой.
Будучи по званию капитаном медицинской службы, Абрам Соломонович имел в своем распоряжении табельное оружие – пистолет ТТ.
Оно пригодилось ему для устрашения каких-то людей, которые с ломами и топорами пришли к нашему дому, чтобы сломать его на дрова, при этом трясли ордером, якобы разрешающим им это сделать. Абрам Соломонович сказал, что как начальник штаба госпиталя он занимает этот дом и не допустит его слома. Однако сломщики уходить не собирались, и тогда он вытащил из кобуры пистолет и дважды выстрелил в воздух. Только после этого они бросились врассыпную и больше к нам не приходили. Таким образом, он спас от уничтожения наш дом и скульптурную мастерскую деда. Впоследствии Абрам Соломонович спас от слома еще несколько домов, принадлежавших нашим друзьям и знакомым.
Даже в то тяжелое и голодное время поговорка «Не хлебом единым жив человек» оказалась актуальной. Персоналу госпиталя, работавшему не щадя своих сил, нужна была отдушина. Для этого из персонала и легкораненых решили организовать хор с солистами. Мама была до войны опытным пианистом-аккомпаниатором, поэтому Абрам Соломонович не нашел никого лучше нее. После этого санитаркой она уже не работала, а только числилась, так как в штате госпиталя такой должности, как пианист-аккомпаниатор, естественно, не было.
В то время в госпитале санитаром в звании рядового служил также Герман Андреевич Новиков, в мирное время работавший артистом в одном из ленинградских драматических театров. Его тоже решили привлечь для организации хора. Начальник госпиталя полковник Шнейдерман поддержал эту идею для того, чтобы поднять дух раненых и медперсонала.
Маму и Новикова освободили от их прямых обязанностей санитаров. Где-то раздобыли пианино, на котором играла мама, аккомпанируя хору, а Герман Андреевич дирижировал. Мама, конечно, втайне посмеивалась над тем, как он это делал, поскольку не имел музыкального образования, а до войны служил комедийным артистом (после войны Герман Новиков стал партнером Аркадия Райкина). Несмотря на это, им удалось в короткое время организовать из медперсонала и легкораненых хор, подготовить солистов и достаточно регулярно давать концерты. Одним из запевал в хоре стал вестовой начальника штаба госпиталя Михаил Топлишвили. Исполняли они преимущественно советские песни тех лет, среди которых звучали, в первую очередь, патриотические, но также и лирические. Трудно переоценить то благотворное воздействие, которое оказывали эти песни на раненых бойцов, поднимая их настроение и способствуя их скорейшему выздоровлению!
Никаких специальных распоряжений со стороны начальства госпиталя или 18-го павильона, где сначала санитаркой работала мама и где в то время часто бывал я, мне лично слышать не приходилось.
Михаил Топлишвили
Складывалось впечатление, что каждый хорошо знает свое дело и выполняет его с максимальной отдачей без всякого принуждения. Конечно, в павильоне висели патриотические плакаты и портреты И. В. Сталина, но, судя по всему, не они вдохновляли медперсонал в его работе, а чувство долга и сострадание. Таких добрых и сочувствующих глаз у врачей и медсестер я в дальнейшем не много встречал за всю свою долгую жизнь!
Санитары-людоеды
Как я уже писал, в блокадном городе нередки были случаи людоедства. Однажды Абрам Соломонович рассказал о жутком случае, произошедшем в их госпитале. В морге больницы Мечникова, который также использовался и госпиталем, у некоторых трупов умерших от ран красноармейцев обнаружили отсутствие частей тела, явно кем-то вырезанных. Наиболее часто следы от вырезанных частей встречались на ляжках и ягодицах.
Под подозрение попадали санитары морга, которых необходимо было поймать с поличными. Поскольку занимались они этим делом ночью, чтобы избежать свидетелей, секретно сформировали небольшое подразделение вооруженных военнослужащих из состава гарнизона госпиталя. Возглавить его пришлось Абраму Соломоновичу как начальнику штаба и старшему по званию. Он рассказывал, что ему было не по себе: ведь он – капитан медицинской службы – и навыков прицельной стрельбы из револьвера не имел. В то же время ожидать от людоедов, что они сдадутся без боя, не приходилось!
Та ночь выдалась лунной, а подходить к моргу нужно было незаметно, чтобы санитары через окна не увидели приближения военных. К счастью, дверь в морг оказалась незапертой, и они сумели тихо проникнуть вовнутрь. Свет решили не включать, чтобы не стать мишенью для санитаров в случае, если те начнут отстреливаться.
Солдаты, которыми командовал Абрам Соломонович, в том числе и его вестовой Миша Топлишвили, посоветовали ему не лезть на рожон.
В помещении морга (оно до сих пор используется в больнице), как и сейчас, трупы лежали на двухъярусных стеллажах, только тогда они были переполнены.
Несмотря на все предосторожности, проникнуть в помещение незаметно и бесшумно не удалось, и санитары начали отстреливаться! Миша и солдаты почти силой заставили Абрама Соломоновича спрятаться за ближайший стеллаж, а сами стали стрелять в санитаров почти вслепую. Когда ответный огонь прекратился, военные, соблюдая предосторожность, подошли к тому месту, откуда велась стрельба. Один из санитаров, с перекошенным от злобы лицом лежал убитый, другой сумел скрыться. Как рассказывал Абрам Соломонович, они совершили ошибку, не заблокировав выход из морга в систему туннелей, соединявших его с другими павильонами. Туннелем тогда практически не пользовались, но оттуда без особого труда можно было выбраться наружу и бежать.
Концерты для раненых
Иногда мне приходилось участвовать в концертах для раненых. Перед самой войной я начал учиться игре на скрипке в музыкальной школе и по словам педагога, был способным учеником. На чудом сохранившейся скрипке я выучил несколько легких пьес, конечно, при помощи мамы и под ее аккомпанемент иногда играл на организованных концертах для раненых. Особенно часто я играл переложенную для скрипки «Песню индийского гостя» из оперы Римского-Корсакова «Садко», которая не представляла для меня технической сложности. И вот однажды, когда я вышел со скрипкой на сцену и приготовился играть эту простую мелодию, а аккомпанирующая мне мама уже сыграла вступление, то увидел сидящего в первом ряду раненого. У него вместо одной ноги была культя, хоть и забинтованная, но пропитанная свежей кровью! Уж на что я до этого нагляделся на трупы людей, часто с вырезанными из них частями, но при виде такой раны у меня задрожали руки и пропало всякое желание начинать игру! Хотя я сразу же ушел со сцены, концерт продолжался выступлением хора и был доведен до конца!
