Ю. Барабанщиков - Воспоминания о академике Е. К. Федорове. «Этапы большого пути»
Вначале нам казалось, что гидрологическая работа нас очень задержит. Чтобы пробить лунку площадью в квадратный метр, нужно работать вчетвером несколько часов, и работать весьма усердно. Первую лунку мы так и делали, но от второй нас избавила изобретательность каюра. Он встал раньше всех, взял с собой собак, отличавшихся хорошими охотничьими способностями, и пошел, как он сказал, «гулять». Минут через сорок каюр вернулся и сказал, что в полукилометре от нас есть одна лунка, в полутора километрах – другая:
– Выбирайте любую!
Лунки, объяснил каюр, проделывают нерпы, чтобы иметь возможность вылезать на лед. Сущий клад для гидрологов! В лунки, вырытые нерпами, свободно проходят все гидрологические приборы, которые нужно опускать в воду. Больше ни одной лунки мы не пробивали. За нас работали нерпы, а их находили собаки.
Проводы экспедиции на остров Старокадомского
Через трое суток мы достигли острова Старокадомского. Вот и известный по отчетам экспедиции Амундсена гурий; в нем должна сохраниться записка.
Гидрологи остались на месте для своих работ, а мне и Сторожко надо было обойти остров для магнитных определений и съемки.
Береговая часть острова доставила нам много хлопот. Неожиданно для себя мы обнаружили громадную береговую отмель. Но снежный покров мешал определить направление отмели. Мы не знали, что под снегом – лед или почва? Приходилось забивать в снег палку или рыть яму, чтобы узнать, что внизу.
Когда мы обошли остров, закончили съемку и снова вышли к исходному пункту – к гурию Амундсена, – Витя Сторожко стал ковырять верхушку гурия. Вскоре он с победоносным видом вытащил оттуда ржавую железную банку. В банке оказался хорошо сохранившийся конверт с надписью: «Мод Экспедиционен».
В конверте лежало письмо, завезенное на о. Старокадамского одним из участников экспедиции Амундсена. Часть письма была написана Амундсеном на судне. Оно содержало общие сведения о работе экспедиции и о том, где можно найти другие гурии, где хранятся вещи, имеющие отношение к экспедиции. На обратной стороне письма Амундсена была приписка карандашом. Человек, доставивший записку на остров, писал о работах своей партии, о том, куда он дальше направляется, в каком находится месте; писал, что он и его друзья живы и здоровы, сделали здесь магнитные определения и намерены возвратиться на судно.
Письмо с конвертом и банку я забрал для арктического музея. Чтобы не вводить в заблуждение будущих исследователей, мы вложили в банку новую записку, в ней я дал перевод письма Амундсена и написал о работе своей и Сторожко.
После этого мы вышли в обратный путь. Мороз держался ниже 30°. Работать на таком холоде с точными приборами приходится голыми руками или, в крайнем случае, в тонких перчатках. Металлические части приборов заиндевели, их приходилось согревать дыханием, протирать. Руки коченели. Но работа была столь увлекательной, наблюдения давали такое удовлетворение, что, признаться, о неприятностях я вспомнил только потом, когда экспедиция была закончена.
На месте экспедиции Вилькицкого
Поход на о. Старокадомского и в бухту Мод был для нас репетицией более сложных и долгих экспедиций. Во второй половине апреля я направился в западную часть побережья Таймырского полуострова, к Гафнер-фиорду, куда требовалось доставить продовольствие для будущей экспедиции. На этот раз я шел со столяром Болдиным. Саша Болдин давно работает на стройках в Арктике. Это большой весельчак, на каждый случай жизни у него припасен анекдот, и в экспедиции с ним очень весело.
Первую часть пути мы снова проделали совместно с гидрологической партией. По дороге к Гафнер-фиорду мы должны были зайти на мыс Могильный в заливе Диксона. На этом месте экспедиция Вилькицкого в 1913—15 гг. организовала склад продовольствия: она оставила в самолетном ящике много мясных консервов. Сохранились ли консервы? Ведь они пролежали в Арктике двадцать лет! Нам очень хотелось использовать подарок Вилькицкого, чтоб покормить собак, а при случае и самим питаться.
Идя вдоль берега, мы вели съемку береговой линии, чтобы внести исправления в существующие карты.
Во второй половине апреля мороз в здешних местах спадает, средняя температура держится около 20–25 ниже нуля. Это уже вполне приемлемо для санных экспедиций. В палатке в это время года можно не особенно торопиться лезть в мешок, только что приготовленная пища не стынет так быстро.
На пятые сутки поднялась пурга; пришлось спешно остановиться среди торосов, так как собаки, утомленные сильным встречным ветром, ложились и отказывались идти.
К утру пурга стихла. Мы пошли искать Могильный. Это было не так легко. Знаки, поставленные на мысе, хорошо видны с моря и плохо различимы, когда идешь вдоль берега. Через два часа безуспешных блужданий мы увидели знак: на верхушке мыса торчала вышка из углового железа. Около знака виднелись два креста. Они стоят на могилах двух человек из экспедиции Вилькицкого, умерших во время зимовки судов «Таймыр» и «Вайгач» заливе Дика. С чувством некоторой торжественности, которое испытываешь, когда подходишь к таким старым памятникам, мы поднялись на мыс. Знак Вилькицкого был потрепан, но кресты стояли крепко. Они были обнесены оградой из чугунных цепей. На первом кресте мы прочли лаконичную надпись:
Кочегар Ладоничев
На другом кресте, более солидном, была прибита медная доска с выгравированными стихами. Я их запомнил:
Под глыбой ледяной холодного Таймыра,
Где лаем сумрачным испуганный песец
Один лишь говорит о тусклой жизни мира, —
Нашел покой измученный певец.
Не кинет золотом луч утренней Авроры
На музу чуткую уснувшего певца…
Могила глубока, как бездна Тускароры,
Как милой женщины любимые глаза.
По другую сторону мыса, внизу, в овраге мы увидели, как, несколько накренившись, стоит огромный ящик самолета старого типа: он совершенно не был похож на ящики, в которых возят современные самолеты. Это ящик не ящик, дом не дом! Он огромен по размерам, в нем прорублены окна и двери. Пожалуй, это дом.
Внутри этого странного дома мы нашли сложенные в большом количестве ящики с мясными консервами. Стены ящика-дома исписаны теми, кто побывал здесь в разное время после Вилькицкого. Матросы Таймырской экспедиции 1932 года написали на стенках ящика нескладные, но веселые стишки:
Здесь задержала буря нас злая,
И пришлось нам ночевать…
Ветер бушует по бурному морю,
На «Таймыр» не можем мы попасть.
Другая надпись:
Здесь мы убили медведя, песца и зайца.
