Александр Бенкендорф - Записки
Особое значение и ценность "Записок Бенкендорфа" определяется уже тем кругом проблем, которые они помогают осветить. Рассмотрим главные.
Стратегический план высшего командования русских армий на начальном этапе кампании 1812 года
В начале кампании флигель-адъютант полковник Бенкендорф состоял в штате Императорской Главной квартиры и дважды направлялся верховным главнокомандующим всеми русскими армиями Императором Александром I{*26} к главнокомандующему Второй Западной армией Князю П. И. Багратиону с особо важной миссией информировать его о предполагаемых движениях Первой армии
Барклая де Толли и рекомендовать желательный маршрут следования Второй армии. Бенкендорф что-то знал об общем плане действий высшего командования. Это видно из текста, хотя впрямую автор об этом не говорит, что вполне объяснимо. Военную тайну, даже по прошествии немалого времени, может раскрывать только тот, кто ею по праву владеет, а не причастное к ней по служебной обязанности лицо.
Рассказывая о событиях 1812 года в порядке их хронологии, Бенкендорф говорит об изначальном расположении русских армий, разбросанных корпусами вдоль границы, следующее: "Наша главная армия под командованием генерала Барклая де Толли могла сосредоточиться в окрестностях Вильны, а вторая под командой Багратиона, дебушируя с Волыни, могла направляться в сердце герцогства Варшавского". Действительно, в Волковыск армия Багратиона прибыла 8 июня за четыре дня до неприятельского вторжения, своим движением от Луцка как бы демонстрируя готовность к исполнению так называемого "Плана Багратиона". Суть его заключалась в нанесении противнику превентивного удара, одной из армий вторгшись в Польшу и отдаляя театр военных действий от рубежей России, когда другая армия должна была поддерживать тыл и фланги первой, обеспечивая ее движения, и угрожать, по возможности, флангам и тылу противника, противостоящему армии вторжения{*27}.
Бенкендорф подробнее говорит о знаменитом плане генерала Пфуля, который, как считается, был принят к исполнению. Суть его заключалась в действиях двух основных армий. Большая должна была принять на себя удар противника в специально сооруженном укрепленном лагере в Дриссе, а вторая, меньшая, должна была действовать во фланг и тыл атакующего первую армию неприятеля. Укрепленный лагерь занимал фланговую позицию по отношению к двух главным направлениям - на Москву и на Петербург. Пфуль предполагал, что численность неприятельской армии вторжения обязательно будет ограниченной, поскольку у Наполеона весьма ограниченные возможности ее снабжения на русской территории. В любом случае ее численность будет сопоставима с численностью русской армии. При подобном равенстве сил театр военных действий будет ограничен бассейном Западной Двины. План Пфуля был весьма добротен и грамотен, но хорош только в теории, да еще при условии: противник должен занимать определенное положение против второй армии и вообще совершать свои движения как бы "с разрешения" автора плана. Этот план классический образец сугубо кабинетной мудрости. У "плана Пфуля" был тот же изъян, что и у печально знаменитой диспозиции, приведшей в 1805 году к катастрофе Аустерлица - несоответствие действительному положению дел и пренебрежение возможными действиями противника{*28}.
В реальности соотношение сил было удручающим - почти тройное в пользу неприятеля. Бенкендорф отмечает это главное несоответствие "плана Пфуля" условиям, в которых находились русские армии: "Но забывали, что мы могли противопоставить не более 150 тысяч человек предприимчивому полководцу, который был готов обрушиться на нас с 450 тысячами человек и который, следовательно, располагал большею, чем ему нужно было, численностью для того, чтобы одновременно подавить обе армии". Современные знания о том, что сообщала русскому высшему командованию о численности противника разведка, с какими цифрами приходилось считаться при принятии планов действий, свидетельствуют о том, что план Пфуля не мог быть принят и всерьез не принимался. Бенкендорф называет ту среднюю цифру, 450 000, что выводилась из сведений разведки; она приблизительно соответствовала численности Великой армии Наполеона, вернее, основных ее группировок на центральном направлении, которые вторглись в Россию уже в июне (без учета численности контингентов, перешедших границу позже). С учетом этой начальной численности противника и строило свои планы высшее русское командование в действительности{*29}.
Но и пфулевский лагерь в Дриссе был сооружен, и армия Багратиона прибыла с Волыни перед самым вторжением противника, заняла у границы Герцогства Варшавского положение, удовлетворявшее требованиям как пфулевского плана, так и "плана Багратиона".
Ясно, что Александр I не мог принять план Багратиона, как и иные планы (например, план Д'Аллонвиля), основанные на превентивном ударе с благородной целью отодвинуть войну и разорение от границ России. Как бы ни были они продуманы и аргументированны в военном отношении, эти планы приносили политический ущерб, давали противнику формальный повод объявить Россию зачинщиком войны, агрессором{*30}.
"Записки Бенкендорфа" помогают определить многое по проблемам русского стратегического плана начального этапа войны, по вопросам о его реализации и о его "авторстве". Но совместно с иными источниками. Все они опубликованы, все известны, но пока еще не объединены в целостный комплекс, не составляют единый контекст. Рассмотрим последовательно основные и самые доступные из этих источников.
Прежде всего это работа известнейшего военного ученого Карла фон Клаузевица "1812 год" (как и "Записки Бенкендорфа", это "мемуарно-историческое сочинение"). Клаузевиц был назначен адъютантом к генералу Пфулю и имел прямое отношение к судьбе Дрисского лагеря и самого плана. Он сообщает об авторе знаменитого плана и об отношении к нему Александра I следующее: "Император понимал, что "... на Пфуля можно смотреть лишь как на отвлеченный ум и что ему нельзя поручить никакой активной роли"{*31}. Клаузевиц был послан с инспекцией в лагерь, дабы проверить его готовность принять Первую армию. Свои печальные наблюдения и выводы по поводу достоинств этого сооружения и его готовности сообщает в городке Видзы собранию в следующем составе: граф А. И. Аракчеев, Князь Петр Михайлович Волконский и его адъютант ротмистр граф М. Ф. Орлов, полковник К. И. Толь, через два дня назначенный на должность Генерал-квартирмейстера Первой армии. Когда Клаузевиц прибыл к ним вместе с Пфулем, им было сообщено об обходе французами фланга армии. Пфуль тотчас же обвинил Барклая де Толли в неверном исполнении его, Пфуля, указаний, в оппозиции его плану и возложил на него ответственность за создавшееся положение. Затем Толь, Орлов и Клаузевиц пытаются у карты найти выход из создавшегося положения, а Волконский и Аракчеев наблюдают сию сцену. Пфуль и Толь приглашаются в кабинет Императора, расположенный в соседней комнате. Сообщение об обходе французами армии поутру оказывается ложным. Результаты этого "совещания"{*32} были таковы. По прибытии армии в лагерь, как пишет Клаузевиц, "Император призывал Пфуля, чтобы совместно с ним и несколькими другими офицерами своей свиты объехать лагерь"{*33}. При объезде лагеря Александр и свита слушали пояснения Пфуля, затем веские доводы "против" полковника Мишо и уничтожающие слова язвительного маркиза Паулуччи, назначенного начальником штаба Первой армии всего лишь на те несколько дней, что армия находилась в лагере (словно только для того, чтобы вынести этот приговор). Судьба лагеря была решена. Перед лицом всей армии ее определило мнение видных штабных офицеров. Армия покинула лагерь и направилась, прикрываясь Западной Двиной, вверх по ее течению, к Полоцку.
