Василий Скоробогатов - Берзарин
Потекли тревожные дни. Тогда же нам стало известно, что президиум Верховного Совета СССР принял указы «О мобилизации военнообязанных…», «Об объявлении в отдельных местностях военного положения…».
Мы со Степой Родионовым, оценивая ситуацию, бросились в крайность, решили написать и передать по команде рапорт с просьбой направить нас в действующую армию добровольцами. Передали рапорт в свой штаб и отправили письмо в Москву. Наш комиссар, которому попало в руки наше послание, вызвал нас для беседы. Сказал, что мы поступили опрометчиво.
— Вы же военнослужащие, курсанты. Ваши судьбы будут решаться так, как это потребуется для пользы дела, — сказал он нам.
Мы пытались объяснить наш поступок:
— Мы пробуем свои силы в журналистике, в литературе. Побывав на фронте, напишем пьесу «Два товарища».
— Не торопитесь, дорогие мои. Закончите учебу, там видно будет. И пьесу вы, в конце концов, сочинить успеете.
На том и остановились. А письмо, отправленное в Москву, вернулось в Хабаровск. Дала нам ответ райкомовская девушка.
На фронт рвались многие. Никто не уклонялся. Позже узнали, что в действующей армии оказались сыновья прославленных военачальников — М. В. Фрунзе, В. И. Чапаева, А. Я. Пархоменко и др. В костер войны были 1акже вовлечены сыновья А. И. Микояна, Н. С. Хрущева, сын революционерки Долорес Ибаррури и др. Леонид Хрущев — летчик, оказался в немецком плену. О его судьбе в печати циркулировали порочащие его имя сведения. Но Тверской суд города Москвы в 2006 году вынес вердикт, по которому Леонид Хрущев признан пропавшим без вести во время боевого вылета 11 марта 1943 года. Его жену, Сизову, ссыльную, я встречал в 1961 году в Караганде.
О сыновьях И. В. Сталина, Якове и Василии, сначала никаких разговоров нигде не было. Слухи, сплетни — опасны, их вождь не любил. Такие «разговорчики» добром не кончались. А уже позже просочилось в народ кое-что из личной жизни вождя. Узнали, например, что его старший сын, офицер Яков Джугашвили, 22 июня 1941 года разговаривал с отцом. Яков служил в должности командира батареи в Белоруссии, в Витебске, в 14-м гаубичном полку 14-й бронетанковой дивизии. Он позвонил по телефону из Витебска Иосифу Виссарионовичу и сказал, что вместе со своей воинской частью отправляется на фронт. Сталин ответил:
— Иди и сражайся!
Василий Сталин, выпускник Качинского авиационного училища, начал войну под Сталинградом, командуя 32-м гвардейским полком, затем — 3-й гвардейской дивизией. В ходе боев под Берлином Василий Сталин возглавлял 286-ю истребительную дивизию. За успешные действия награжден дважды орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского и орденом Суворова I степени, польским Крестом Грюнвальда. К имени Якова Джугашвили в этом повествовании я еще вернусь. А пока буду говорить о дне 22 июня…
На западных рубежах весь личный состав вооруженных сил страны, в том числе 27-й армии, с получением сообщения о фашистской агрессии был поднят по тревоге. Все инструкции на этот счет имелись. 27-я стала действовать по схемам чрезвычайного положения. Генерал Берзарин вышел на связь с военным округом. Командующий Ф. М. Кузнецов сказал генералу:
— Вам уже известно, но повторяю: немцы безо всякого предупреждения нанесли удар по пограничникам и передовым частям войск прикрытия. Бомбят города. Объявить тревогу, сообщить частям.
Берзарин распорядился:
— Всем подразделениям, частям и соединениям двадцать седьмой предлагаю немедля, в срочном порядке вывести личный состав и матчасть из населенных пунктов, разместить людей и технику в окрестных лесах, сооружать разного рода укрытия, наладить связь, организовать противовоздушную оборону, устанавливать контакт с органами снабжения…
Вторые сутки боев, положение наших войск ухудшается.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер в воскресенье 22 июня 1941 года приступает к «ежедневным записям» — начинает вести служебный дневник. Он делал записи и раньше, однако сейчас он отражает в них, как развертываются военные действия в России. Фюрер на совещании в Бергхофе 31 июля 1940 года изрек: «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком».
Судя по записям Гальдера, немецкий Генштаб приблизительно знал, какие силы в России противостоят Германии. Но не вникал в детали. И только на 14-й день войны, 5 июля 1941 года, Гальдер перечисляет русские армии, вступившие в бой. По его мнению, армий десять. В их числе 27-я армия. Армия генерала Н. Э. Берзарина! Берзарин? Да, тот самый, «друг» японцев, ученик маршала Блюхера. Может, против него выставить элитный корпус «Чернобурая лиса» («Зильберфукс»)? Но этот корпус уже воюет под Мурманском.
Позже фашисты бросали против наиболее устойчивых русских армий и корпусов свои дивизии СС «Мертвая голова», «Викинг», «Адольф Гитлер», «Великая Германия» и др.
Немецко-фашистские войска в короткие сроки продвинулись в северо-западном направлении на 400–500 километров, в западном — на 300–350 километров. Захватили территорию Латвии, Литвы, часть Эстонии, Украины, почти всю Белоруссию и Молдавию, вышли на подступы к Ленинграду. Нависла угроза над Смоленском.
Каково же было настроение у Николая Эрастовича? Он растерялся? Недоумевал? Да нет же. Работал напряженно и других заставлял работать. Надо иметь в виду, что он пережил кошмарные дни и ночи штурма твердынь Кронштадта, рейды по белокитайским тылам и битву за Чжалайнор, он разбил войска японских милитаристов у озера Хасан. Ход мыслей, нервы у такого человека иные, чем у того, кто рос в тепличных условиях.
Душа командарма болела за других. За молоденьких новобранцев, которых было немало в полках 27-й армии. Они и с винтовкой обращаться еще не научены. И они завтра-послезавтра пойдут в атаки-контратаки. Неоправданная гибель хотя бы одного из них — это нетерпимо.
Теперь 27-я армия — армия действующего фронта, передний край. И во фронтовой обстановке без учебы не обойтись. Изучать оружие, изучать тактику. Те солдаты, которые приняли «боевое крещение», рассказывают о той болезни необстрелянных воинов, которая именуется танкобоязнью.
— Ты боишься танка? — спросил генерал у бойца из разведвзвода.
— Нет, — ответил он. — Чего его бояться? Я работал на тракторе. Понимаю, что танк — это тот же трактор, только в железной рубашке. Бутылка горючей смеси в эту машину, и ей каюк. Бить по гусеницам, бить в смотровые щели…
Берзарин перед ротой жал обе руки парня. Молодец! Вот так надо смотреть на фашистский танк!
Есть еще болезнь — боязнь окружения. Рассказывают, что, когда раздается панический крик: «Нас окружили!» — взвод, рота, бросая оружие, разбегаются, превращаясь в стадо баранов. Организованный ружейно-автоматный огонь по прорвавшимся в тыл фашистам. И никакого кольца окружения у немца не получается.
