Василий Скоробогатов - Берзарин
…Только на третьи сутки после Москвы Николай Эрастович снял сапоги и нашел время нормально поспать. Но в постели он сразу же погрузился в атмосферу МХАТа, его «Трех сестер». Сновидения начались с полыхания огня. Пожар тот же, что в чеховской пьесе, но уже от бомбардировок люфтваффе. Варшава, Париж, Лондон познали море огня. В сердце появилась тревога. Переживания… Зачем они генералу? Противен ему и скулеж сестер Прозоровых: «В Москву! В Москву! В Москву! Отвезите нас туда!» При их хроническом безделье и в Москве их душам не найдется спасения. Прав Качалов-Тузенбах, барон, утверждая, что спасение — в труде. Даже если этот труд — изготовление кирпичей на заводе.
«Не раскисать! — приказал себе генерал. — Уральцы-красноармейцы просят назвать их дивизию железной. Железной будет и вся 27-я армия»… Укрепившись в этой мысли, генерал уснул и проспал подряд десять часов. Проснувшись и умывшись холодной водой, почувствовал, что все же выспался. Это позволит работать с полной нагрузкой. Вот только бы семью устроить в нормальные бытовые условия.
…Семью свою из Хабаровска, по договоренности с Народным комиссариатом обороны, Берзарин в начале апреля отправил в Ригу. Ему «светила» служба в Прибалтике. Обжитое место. Как устроилась там Наталья? Какая ей нужна помощь? Он послал в Ригу своего адъютанта, через которого получил слезную просьбу жены — увезти ее куда угодно. Русских мигрантов рижане не терпят. Берзарин позвонил в приемную наркомата и получил ответ: пусть семья не распаковывает чемоданы и едет в Москву. Жилплощадь генерал получит в российской столице.
Командование округа разрешило Николаю Эрастовичу отлучиться, и он за несколько дней справился с семейными заботами. С собой взяли только необходимое, а остальные вещи пошли малой скоростью.
Рига Наталье категорически не понравилась. При воспоминании о кратком пребывании там она морщилась, как от зубной боли. Русскоязычные, мигранты для коренного рижанина, — кость в горле. Ему хочется быть похожим на бюргера, на бауэра, на милого сердцу соседа-шведа, а с востока прут дикари. Еще благодетели, немецкие бароны, завещали местным жителям — типы племени кревс[29], если с ними общаться, угробят латышей.
Изумленной дремучим русофобством Наталье Ильиничне довелось услышать и такое рассуждение: русские военнослужащие — невежды, совершенно не воспитаны. Рижанам приходится видеть порой сержанта или даже лейтенанта, которые, идя по улице, курят, а потом окурки бросают прямо на тротуар. Видимо, им неизвестно, что для окурков есть урны и пепельницы. Можно ли таких впускать в Ригу?!
Так что Наталья Ильинична не без причин встревожилась. И правильно поступила. Вот только контейнер с вещами застрял где-то в пути.
22 июня 1941 годаФашисты готовились к войне основательно. Их кровавый план назывался «Барбаросса», что придавало ему символический смысл крестового похода. Было продумано все до мелочей, с учетом национальной специфики. Был сделан вывод, что все население от Буга до берегов Тихого океана однолико. Татары, ордынцы, монголы и другие мало чем отличаются друг от друга, они сами, конечно, видят некоторое отличие одной особи от другой. А для немцев все они безличны, они — русские. «Унтерменш», недочеловеки.
Исходя из такой предпосылки, гитлеровский Генштаб и планировал свой блицкриг — истребительную войну против СССР. Напомним, что для захвата российских земель предусматривалось нанесение нескольких мощных ударов крупными силами танковых, механизированных войск и авиации с целью разобщить, окружить и уничтожить силы Красной армии, захватить Москву и Ленинград. Планировались стремительное продвижение вглубь России и выход на линию Архангельск — Куйбышев — Астрахань. На этой линии война завершается, а дальше намечалось, подавляя очаги сопротивления, оккупировать все территории до Камчатки и Владивостока включительно. Вместе с японцами.
В воскресенье 22 июня 1941 года, на рассвете, началась война.
Вот хроника того трагического дня.
В 7 часов 15 минут по московскому времени нарком обороны маршал Семен Константинович Тимошенко отдал приказ, в котором, в частности, было сказано: «Всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили границу…»
В 12 часов дня по Всесоюзному радио выступил глава советского правительства Вячеслав Михайлович Молотов. Он сообщил о вероломном, злодейском нападении на нашу страну фашистского агрессора. Вячеслав Михайлович назвал эту войну для советского народа оборонительной, отечественной. А закончил он свое выступление словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
После той речи Молотова у Сталина была с ним встреча.
— Ну как мое выступление? — поинтересовался у своего шефа его первый заместитель.
— Убедительно, проникновенно. Хвалю тебя, Вячеслав, — ответил Сталин. — Но меня очень волнует один вопрос. Хочу услышать твое мнение. Кто будет отстаивать в Берлине наши интересы?
— Одно из нейтральных государств. Думаю, что договоримся.
— А у меня, Вячеслав, уже есть предложение. Давай сделаем предложение… Японии!
Вячеслав Михайлович улыбнулся понимающе:
— Мудрость Редьярда Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток…» Предложение поддерживаю обеими руками.
Японцев же это предложение шокировало. Они пообещали дать ответ через три месяца. Мы, конечно, ждать не стали. И обратились к Швеции.
В Берлине инициатива Сталина тоже породила страх. Неужели сломается ось «Рим — Берлин — Токио»? Об этом есть запись в «Военном дневнике» генерал-полковника Франца Гальдера. Читаем: «12.00 (22 июня 1941 г.). Поступили сведения о том, что русские восстановили свою международную радиосвязь, прерванную сегодня утром. Они обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры с германским Министерством иностранных дел»[30].
В предыдущей главе я уже сообщал читателям, что в то время служил в Красной армии на Дальнем Востоке, в Хабаровске. Из-за разницы в часовых поясах весть о начале войны пришла к нам во второй половине дня. В воскресенье мы обычно убирали двор и казармы, после обеда объявлялся «тихий час». И потому начало войны я «проспал». А вот мой приятель, Степа Родионов, спать не лег, а ушел в Ленинскую комнату, чтобы почитать, и услышал по радио голос Молотова, прибежал в казарму, разбудил меня: «Вставай, война!» Голос его дрожал от волнения. Через пару минут я уже слушал речь Вячеслава Михайловича. В Ленинской комнате набилось много людей. Мы выслушали всю программу передач. Ночью мало кто из нас смог уснуть. А утром после завтрака мы пошли на плац. Там готовился митинг. Политрук подошел ко мне, шепнул: «Тебе дадут слово». Действительно, после нескольких выступлений назвали мою фамилию. Я сказал что-то патриотическое… Помню свою фразу: «Нынче солнце встало над землей кровавым шаром».
