Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
Мы стояли на греческой верфи уже месяца полтора, когда стало известно, что через несколько дней госпитальное судно «Кубань», приписанное к Черноморскому флоту, пришвартуется рядом с нами и встанет вторым корпусом, т.е. на берег они будут ходить через наш пароход. Все по-разному отнеслись к этому известию. Особист, помню, заволновался, что надо будет в два раза увеличить количество дырок на компьютере. Главное, что его взволновало - это сложность определения отличия наших греков от кубанских. Кто-то из офицеров, в ответ на его опасения, даже посоветовал ему метить греческих работяг разной краской. Своеобразно отреагировал боцман. Он подошел ко мне и осторожно осведомился:
- А что, доктор, правда, на госпитальных судах теток много?
Не моргнув глазом, я ответил:
- Да там одних только медсестер никак не меньше двух-трех десятков!
Боцман был человек бывалый, но наивный. Он принял все за чистую монету, потому что очень страдал от отсутствия женского общества.
В день прихода «Кубани» группа офицеров, не участвующих в швартовке, стояла на верхней палубе и с ленивым интересом наблюдала за происходящим внизу. Я уже проинформировал их об интересе боцмана к медсестрам, и нам была очень интересна его реакция. Результат, как принято говорить, превзошел все ожидания. Ни до, ни после я больше никогда в жизни не видел ни одного боцмана, который бы в таком виде руководил швартовкой. Обычно на это довольно тяжелое и грязное мероприятие боцмана выходят одетыми во что попроще и погрязнее, а здесь …
… Идеально отглаженный черный двубортный костюм, ослепительно белая рубашка со строгим галстуком и, самое главное, какие-то невероятно элегантные черные кожаные перчатки, видимо купленные где-то в дальней заморской стране. У командира и старпома от этого зрелища, невероятного для советского флота, отвисли на время челюсти, и они даже начали давать сбивчивые и противоречивые приказания .
В течение всей швартовки боцман Витя был великолепен. Он возникал одновременно на баке и на юте, он волевым командным голосом руководил матросами, он отодвинул на задний план и старпома, и даже командира. Он швартовал «Кубань» так артистично, словно эта швартовка была его последней, лебединой песней. И вдруг, когда все швартовые концы уже были заведены к нам на борт, Витя осознал, что женщин-то на пришедшем судне нет за исключением двух поварих лет шестидесяти, которые вышли поглазеть на Грецию и нашего боцмана прямо с камбуза, как были, в грязных, заляпанных соусами фартуках, обтянувших тугие животы.
- А что, медсестры по каютам сидят? - с тайной, последней надеждой спросил он через борт седого боцмана с «Кубани». Тот сначала не сообразил, о чем идет речь, потом понял и, сопоставив необычный внешний вид боцмана с его вопросом, расхохотался и ответил:
- Да ты че, паря, кто ж в ремонт гошпиталь берет! На их валюты не напасешьси.
Потрясенный Витя резко обернулся и понял по нашим лицам, что все это мы знали с самого начала. Пароход, набитый молодыми медсестрами, оказался миражом. Кое-как, уже без всякого намека на артистизм, он закончил швартовку и установку трапа и тяжело стал подниматься к нам наверх. Мы сразу же сделали сочувствующие лица в соответствие моменту. Штурман отодвинулся от меня, на всякий случай, и высказал предположение:
- Похоже, док, тебе сейчас боцман или морду набьет, или тра…нет за всех кубанских баб.
На какой то миг я даже поверил в возможность наступления этого события, но все обошлось.
- Сволочь ты, доктор, - как-то совсем буднично, словно просто констатируя факт, сказал, поднимаясь по трапу, Витя. - А я тебя еще шило-колу делать научил.
Боцман дулся на меня с неделю, и только когда мы распили с ним пол-литра знаменитого флотского напитка, простил меня и отпустил все грехи.
Мучачос, кабальеро! Отступление
Интересно устроена память. Одно событие, по каким-то неведомым ассоциациям, вдруг напоминает о другом. Когда упомянул о поварихах с «Кубани», вспомнил совсем другую байку.
Панамским каналом наши военные пароходы не ходили. Но как-то, в начале восьмидесятых годов, одно из судов нашей экспедиции, небольшой, в три тысячи тонн водоизмещением, гидрограф, кажется, Персей, сподобился участвовать в международном научном проекте Полимоде. Проект, в частности, был посвящен, исследованию Бермудского треугольника. Отработав в Карибском море, вся международная армада двинулась в сторону Панамского канала, чтобы продолжить исследования в Тихом океане. Пошел туда и наш пароходик.
Как положено, перед входом в канал подошел лоцманский катер и Персей принял на борт лоцмана. Начали движение. И вдруг, прямо на ходу, к ним причаливает какая-то расписная баржа и местный кабальеро дает понять, что надо спустить шторм-трап (веревочная лестница). Растерявшийся боцман, естественно, выполняет просьбу, и по трапу, с ловкостью обезьян, на борт начинают взбираться две или три размалеванных девицы в самом легкомысленном наряде. К шторм-трапу пулей прилетает замполит и, раскинув руки, пытается не пустить на борт столь нахальных особ. Девицы, то ли мулатки, то ли негритянки, болтаются на трапе и понять ничего не могут: вверх их не пускает офицер, снизу в зад толкает панамец. Словом, немая сцена, правда, с какой-то совершенно отчаянной латиноамериканской жестикуляцией.
Лоцман, глядя на всю эту суету вокруг трапа, долго хохотал, но, в конце концов, прояснил ситуацию. Оказывается, поскольку прохождение канала занимает почти сутки, то местные владельцы публичных домов, идя, так сказать, навстречу пожеланиям трудящихся, стали доставлять девиц прямо на входящие суда на катере, а потом другой катер их снимает на выходе и пересаживает на пароход, идущий обратно. Словом, наша родимая идея предприятия с непрерывным циклом работы с поправкой на нещадную капиталистическую эксплуатацию человека человеком.
Слабо разбирающийся в политике владелец плавучего борделя был потрясен. Он никак не мог понять, чем плохи девицы, которых он привез, и про какой такой моральный облик ему толкуют. Он даже стал пытаться на ломаном англо-испанском объяснять, что если эти не устраивают, он сейчас привезет других, главное, чтобы клиент был доволен. Удовлетворен, так сказать.
- Кабальеро, кабальеро, - зазывал он, - мучачос вайт о блэк!- он пытался соблазнить советских моряков широким ассортиментом товара.
- Ноу - твердо и сурово говорил замполит, еще шире расставляя руки.
- Компаньеро! (товарищ) - теперь он уже апеллировал к классовым чувствам советских моряков. - Мучачос! Мучачос!
