Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон
Следует признать, что Грейс Келли не была любительницей добиваться успеха через постель. Она не эксплуатировала собственное тело, чтобы получить, скажем, хорошую роль. Наоборот, всем своим романам она отчаянно пыталась придать некий возвышенный характер.
Однако в отличие от прочих мечтательниц Грейс умела доводить дело до конца, и это удавалось ей исключительно благодаря холодному, едва ли не навязчивому расчету, который уловил в ней Ричард Уотерман.
«Эта черта всегда присутствовала в ее характере, — говорит Дон Ричардсон. — Когда я впервые увидел ее, она показалась мне такой беззащитной, однако позднее я пришел к выводу, что она так же беззащитна, как прущий напролом паттоновский танк».
Именно осознание Доном этого факта и положило конец его роману с Грейс.
«Она пригласила меня к себе на обед, — вспоминает Ричардсон. — И после этого, когда мы были уже в постели, она спросила: «Хочешь увидеть несколько прелестных вещиц?» Знаете, лично для меня самой прелестной вещью на свете была ее нагота. Ничего более прекрасного я не мог для себя представить. Но она все-таки устроила для меня демонстрацию мод, надевая один за другим дорогие наряды — платье за платьем. Я понятия не имел, откуда они у нее. А затем она вышла ко мне в чем мать родила с одним лишь золотым браслетом на руке. Эта штуковина была вся усыпана изумрудами. Грейс помахала браслетом у меня перед носом. Что ж, я безошибочно определил, откуда у нее этот браслет».
Ричардсону довелось знать нескольких девиц, которые встречались с Али-Ханом — повесой и развратником, снискавшим себе дурную славу своими неуемными аппетитами.
«Когда он впервые встречался с дамой, то дарил ей портсигар с изумрудом на крышке, — говорит Ричардсон. — Когда же она оказывалась у него в постели, он дарил ей браслет… Это и был тот самый браслет. Я чувствовал себя несчастнейшим на свете… Я оделся и сказал ей, что ухожу. Мне было неприятно ее видеть. Она спросила меня, имеет ли это какое-то отношение к браслету, и я ответил, что да, и еще какое!»
Ричардсон уже давно понимал, что его роман о Грейс близится к концу. Маэстро сам был далек от того, чтобы хранить ей верность, и поэтому не особенно переживал, что Грейс платит ему той же монетой. Но до него неожиданно дошло, что мужчин в ее жизни гораздо больше, чем он предполагал, а эта странная демонстрация мод и кульминационный выход в браслете были чем-то вроде попытки сказать ему об этом.
«Она превратилась в настоящую хищницу-карьеристку, — говорит он. — Все ее устремления сводились к одному: пробиться наверх, прославиться… Она уже рассказывала мне о некоторых из своих кавалеров, о том, как они помогали ей установить полезные для ее карьеры связи, как они учили ее необходимым вещам. Я решил, что сыт этим по горло».
Уходя, Ричардсон в сердцах забросил злополучный браслет в аквариум. Он уже оделся и подошел к двери, но обернулся, чтобы взглянуть на Грейс в последний раз. И поступил правильно, ибо Грейс даже не собиралась лить слезы. Ни протянутых в мольбе рук, ни рыданий: «Вернись!» — Грейс была все так же обнажена и прекрасна, но мысли ее были заняты совершенно иным.
«Я никогда не забуду эту картину, — вспоминает Ричардсон. — Опустив руку в аквариум, она пыталась выудить из воды этот чертов браслет!»
Глава 7
Лед и пламень
Бродвейский дебют Грейс состоялся 16 ноября 1949 года, спустя четыре дня после ее двадцатилетия. Реймонд Мэсси для постановки знаменитой стринберговской трагедии «Отец» похитил Грейс прямо из стен Американской академии, и юная актриса полностью оправдала его надежны.
«Грейс Келли с убедительностью и шармом играет растерянную, несчастную дочь», — пишет в «Нью-Йорк Таймс» Брукс Аткинсон.
Но в целом постановка была встречена довольно прохладно. «Лишь дебютантка Грейс Келли, — писал Жорж Жан Натан, — убедительна в роли дочери и спасает спектакль от того, чтобы он не казался вам потугами провинциального театрика, последним его издыханием».
Трактовка, которую Мэсси дал стринберговской пьесе, для высокоинтеллектуальной публики показалась несколько жидковатой, в то время как мрачная тематика пьесы — история бессердечной жены, намеренно доводящей мужа до безумия, — плохо вязалась с рождественским настроением широкой публики. «Отец» сошел с подмостков в начале 1950 года, после того как был сыгран шестьдесят девять раз. Грейс Келли оказалась без работы и лишь спустя два года — после сорока неудачных прослушиваний — сумела снова возвратиться на Бродвей.
— Я прочитала такую уйму ролей, что потеряла им счет, — сказала Грейс в одном интервью годы спустя. — Моя внешность почему-то сбивала людей с толку, но все они сходились в одном: я была из категории «слишком»: слишком высокая, слишком голенастая… Что ни возьми — все слишком.
Это было еще не самым худшим из того, что о ней говорили. Когда Джон Форман стал агентом Эм-си-эй, он пригласил Грейс на ланч, чтобы обсудить с юной протеже Эди Ван Клев, чем он может помочь ее карьере. Грейс явилась в белых перчатках и в шляпке с вуалью.
«Что за странная заторможенная девица?» — подумал Форман, разочарованный ее робостью и скованными манерами.
Мрачное предсказание Дона Ричардсона относительно скромного драматического дарования его подружки сбылось, целиком и полностью. На жестоком, не знающем снисхождения рынке бродвейской рабочей силы Грейс, чтобы успешно конкурировать на сцене, не хватало голоса и умения подать себя. Единственно, в чем ей нельзя было отказать, — это в целеустремленности. Она была готова разучивать роль за ролью, обивать один за другим пороги репетиционных залов, не дрогнув, представать перед придирчивым оком продюсера, чтобы получить в конечном итоге отказ. Она еще не научилась в выгодном свете показывать свою несгибаемую сердцевину. Ее героиням не хватало выразительности, огонька — той самой изюминки, без которой невозможно заворожить несколько сотен людских сердец в зрительном зале. Как выразился режиссер Сидни Люмет, «у нее в душе вместо печки была ледышка».
К счастью для Грейс, на театре для нее свет клином не сошелся. Джон Форман, представитель Эм-си-эй, тот самый, кого шокировали ее перчатки и шляпка с вуалькой, специализировался на быстро набирающем силу телевидении, и на миниатюрном телеэкране свойственная Грейс утонченность приобрела совершенно иное измерение. Еще до того как «Отец» сошел с подмостков, Грейс довелось сыграть ведущую роль в спектакле «Бетель Мерридей», поставленном по Синклеру Льюису в студии Эн-би-эс. Телепремьера состоялась 8 января 1950 года. Не прошло и трех недель, как 23 января Грейс оказалась в Первой студии Си-би-эс на записи постановки «Дом Рокингем». Затем она снова возвратилась на Эн-би-эс для участия в постановке «Энн Рутледж», в которой она сыграла заглавную роль — роль легендарной возлюбленной Авраама Линкольна.
