Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон
Однако ее отец даже слышать об этом не хотел.
— Все дело в ее папаше, — докладывал Шарль Орель на одном из полуночных бдений в отеле. — Он не допустит этого. Бедный Филипп! Ему сейчас никак не позавидуешь.
Джек Келли считал для себя непозволительным выдать дочь за дважды разведенного мужчину, который, к тому же, заведовал банкетами. Джек сердито сказал дочери, чтобы та впредь даже заикнуться не смела при нем о подобном браке. Как вспоминает Джордж Ланч, старший Келли, услышав об этой затее, был готов «крушить все вокруг себя».
Этим был поставлен крест на надеждах Грейс превратиться в миссис Клодиус Шарль Филипп, хотя она по-прежнему продолжала встречаться со своим новым возлюбленным (точно так же, как она по-прежнему встречалась с доном Ричардсоном), не переставая надеяться, что все еще, может, уладится само собой, и не желая терять друга.
Грейс с самого детства не умела и не любила обострять отношения с кем бы то ни было, и поэтому ей было трудно заканчивать свои романы. Она предпочитала, чтобы ее друг или же, что случалось гораздо чаще, отец брали на себя этот решающий шаг.
В пьесе Джорджа Келли «Роковая слабость» рассказывается история женщины, которая обожала свадьбы, и наверняка у Джека Келли подчас возникала мысль, что его дочь Грейс подвержена такой же или весьма поножей слабости. И дело вовсе не в том, что Грейс легко теряла голову от мужчин. Нет, ей просто искренне хотелось выйти замуж — даже несмотря на то, что все ее кавалеры как один явно не годились ей в мужья. По его же собственному признанию, Дон Ричардсон никогда не мечтал об уютном семейном гнездышке, а отчаянные замашки Филиппа вскоре довели счет его бракам до четырех и в конечном итоге вылились в ряд неудавшихся скандальных афер. В довершение ко всему Филипп был привлечен к судебной ответственности за неуплату налогов, что и послужило поводом к бесславному концу его карьеры в «Уолдорфе» в 1959 году.
Нет ни малейшего сомнения в том, что брак Грейс и распорядителя банкетов не мог закончиться иначе как катастрофой, и в свете последующих неприятностей Филиппа отказ Джека Келли дать родительское благословение на этот союз предстает не как вмешательство в личную жизнь дочери, а как мудрая и необходимая родительская осмотрительность. В данном случае отец пытался защитить свою наивную и импульсивную дочь от нее же самой.
Но чем еще заняться в Нью-Йорке хорошенькой девушке? Зимой 1949 года в Америку с официальным визитом прибыл молодой шах Ирана, с первого взгляда влюбившийся в Грейс. Смуглый тридцатилетний и, самое главное, неженатый красавец, Мохаммед Реза Пехлеви — пусть даже только номинально — правил Ираном уже восемь лет, и в США он прибыл с единственней целью — заручиться той необходимой поддержкой, которая впоследствии, в 1953 году, помогла ему прийти к абсолютной власти. После переговоров в Вашингтоне с президентом Труменом шах прибыл в Нью-Йорк, где остановился в гостинице «Уолдорф-Астория», как то было принято у официальных гостей города. Грейс ему представили на торжественном приеме, организованном по этому случаю Филиппом, и юный монарх не стал понапрасну терять время. Он пригласил Грейс немного развлечься, и та с восторгом дала согласие. «Они развлекались шесть вечеров подряд, — вспоминает подружка Грейс Мари Фрисби Рэмбо.
Шах устроил для Грейс «турне» по самым престижным нью-йоркским клубам, таким как «Аист» и «Эль-Морокко». Головокружительной чередой сменяли друг друга балы, приемы, обеды. Репортеры, освещавшие визит шаха, были поражены его способностью развлекаться до половины третьего утра в ночных клубах, а затем вновь появляться в восемь свежим и отдохнувшим, чтобы посвятить весь день деловым встречам. Секретные агенты, приставленные к высокому иранскому гостю, просили пощадить их.
— Мисс Келли! — с мольбой в голосе обратился один из них к Грейс. — Может, сегодня вечером вы останетесь дома?
Как-то раз Грейс сопровождала шаха в оперу, где ее ждала потрясающая сцена: набитый битком зал, встав с мест, обратил полторы тысячи лиц в их сторону.
«Вот тогда-то она впервые и вкусила этот соблазн», — заметила одна из подруг Грейс в разговоре с Сарой Брэдфорд.
Роман симпатичной блондинки и красавца-шаха не мог не стать предметом внимания светской хроники. Одна газета обмолвилась, что прибывший с визитом монарх преподнес Грейс в подарок несколько драгоценных вещиц. Нью-йоркская новость не замедлила перелететь в Филадельфию. Как только Джек и Маргарет Келли прослышали о преподнесенных шахом драгоценностях, на Генри-авеню незамедлительно был созван семейный совет. Обаятельный глава восточного государства, разумеется, представлялся гигантским шагом вперед по сравнению с нищим евреем-режиссеришкой без гроша в кармане или гостиничным метрдотелем, однако дорогостоящие подарки, преподнесенные дочери, наводили на нехорошие подозрения. Ма Келли села на первый же поезд, идущий в Нью-Йорк, и уже в половине одиннадцатого утра постучалась в дверь квартиры своей приятельницы Мари Мэджи.
— Драгоценности! — возбужденно воскликнула она. — Будь добра, позвони ей. Скажи, что я желаю немедленно ее видеть!
Мари Мэджи описала этот эпизод более тридцати лет спустя в разговоре с Сарой Брэдфорд.
— Грейси! Признайся, где эти драгоценности? — Ма Келли потребовала у дочери ответа, как только та переступила порог.
Грейс попыталась тянуть время:
— Это всего лишь три безделушки.
— То есть ты хочешь сказать мне, что приняла в подарок драгоценные вещи?
Возмущению матери не было границ. Букет цветов, книга, коробка конфет — против подобных подарков никто не стал бы возражать. Но драгоценности — совершенно другое.
— Немедленно принеси их сюда, — наставляла Ма Келли дочь.
— Но, мама… — воспротивилась Грейс.
— Повторяю: немедленно принеси их сюда, — вновь произнесла Ма Келли. — Я буду сидеть и ждать здесь, пока ты не вернешься. Возьми пакет и не смей возвращаться без этих подарков. Я хочу на них взглянуть. Отец говорит, что ты обязана их вернуть.
Грейс ничего не оставалось, как поехать на такси к себе домой. Вскоре она возвратилась, неся с собой злополучные подарки. Это были три усыпанные драгоценными камнями вещицы, каждая из которых надолго врезалась в память Мари Мэджи: золотая сумочка-косметичка около двадцати сантиметров в длину, с тридцатью двумя крупными бриллиантами на застежке; золотой браслет с часами, крышку которых украшал настоящий купол из жемчуга и бриллиантов; а еще золотая брошь в виде клетки для птицы с миниатюрной подвижной дверцей на еще более миниатюрных петельках. Внутри клетки на качельках сидела крошечная птичка с усыпанными бриллиантами крылышками и глазами из ярко-синих сапфиров. Общая стоимость подарков составляла около десяти тысяч долларов.
