Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06
— В них подбираются самые отчаянные и крепкие люди…
— Понятно, — ответил я, — один из таких вот только сейчас собирался обрезать мне крылья.
— Не обижайся на него, это хороший бронебойщик, — успокоил меня лейтенант.
— Ну а зачем вызывают меня в штаб батальона? — спросил я.
— Сейчас увидишь. Комбат велел позвать тебя: пусть, говорит, посмотрит Зайцев, какие у него снайперы ротозеи.
В блиндаже штаба батальона шел допрос пленного, которого взял капитан Краснов.
Здоровенный ефрейтор просил капитана не расстреливать его, так как он знает очень много и все расскажет в штабе, но не здесь.
Допрос закончился, и мне удалось узнать подробности о том, как был взят пленный.
Еще позавчера капитан Краснов узнал от разведчиков о расположении немецкой противотанковой батареи и решил проверить, или, точнее, воочию убедиться, правильно ли докладывают разведчики.
Вылазка была продумана хорошо, до малейших деталей.
Взяв с собой двух крепких минометчиков, капитан облачился в маскхалат такого же цвета, как у немцев, через плечо перекинул ремень телефонного аппарата, повесил на шею автомат немецкого образца, даже сбоку гранаты болтались с длинными рукоятками. Судя по всему, капитан — любитель острых ощущений — на зтот раз не без риска решил испытать свою фортуну: он прошел со своими помощниками в немецкой форме незамеченным на нашем участке, перебрался через передний край, миновал заминированные участки на нейтральной и оказался в расположении противника. Под руку попался телефонный провод, по которому смельчаки решили пробраться к командному пункту батареи противника. Вскоре они встретили немецкого телефониста, который стал жаловаться, что его измучили порывы на линии, нет покоя ни днем ни ночью, командир батареи смотрит на него как на ишака…
— Сейчас мы тебе поможем, — сказал Краснов, зная немножко немецкий язык.
— Вы серб? — насторожился телефонист.
— Да, серб, — ответил Краснов и тут же понял, что дальше продвигаться — неоправданный риск: опознают.
Пришлось стукнуть телефониста по затылку, заткнуть ему рот перчаткой и волочиться с ним обратно.
— Как же все–таки вы пробрались незамеченными по нашему участку? — спросил я капитана.
Тот улыбнулся и задумчиво ответил:
— Не удивляйся: когда рыбак видит, что поплавок его удочки запрыгал — клюет крупный лещ, — у этого рыбака можно на спине рисовать чертиков, и он не заметит. Психологический расчет. Это тебе надо учесть, и не ругай напрасно своих снайперов, лучше учи их осмотрительности.
Мне осталось сказать только одно слово:
— Спасибо!
Да, в снайперском деле нельзя не учитывать то, что называется психологией поиска важной цели. Увлечешься, захватит тебя азарт борьбы с коварным, хитрым снайпером, и не замечаешь, что делается справа, слева и за спиной. Теряется осмотрительность. Хороший урок преподал мне капитан Краснов. Об этом надо крепко подумать.
15. ДОВЕРИЕ
В сумерках пробираемся на батарею Ильи Шуклина, известного в нашей дивизии истребителя танков, отличившегося еще в дни боев в районе Касторной. И люди у него в батарее — один к одному, отважные, как сам командир.
Нас окликнул артиллерист с автоматом в руках, с подвешенными у пояса гранатами. Он возник перед нами неожиданно и упер в мою грудь дуло автомата:
— Не шевелись, продырявлю!
Я спокойно отвел дуло автомата:
— Феофанов, не дури, тут все свои.
— Проверяю на стойкость, — ответил часовой. Это был мой друг Василий Феофанов, позже он стал моим учеником.
Феофанов свистнул. Из–за железобетонной глыбы вышел солдат, сменил моего друга, и мы двинулись к подвалу командира батареи.
Невдалеке маячила знаменитая заводская труба с пробитым боком. К ней тянулись телефонные провода почти из всех артиллерийских полков армии: главный корректировочный пункт Сталинграда. Об этом знал противник. Сколько бомб, снарядов, мин было истрачено, чтобы разрушить эту трубу, — сотни, тысячи, однако пункт корректировки не прекращал работу. И лишь совсем недавно тут появились снайперы противника, и наши корректировщики один за другим начали выходить из строя. Нарушилась точность огня наших штурмующих батарей.
Артиллеристы попросили помощи у своего командующего, генерала Пожарского. Вот по этой причине мы, снайперы, и оказались в гостях у Шуклина.
— Вот ваша комната, товарищи снайперы, отдыхайте, приводите свое оружие в готовность, — сказал Шуклин, открывая палаточную дверь в помещение с нарами на трех человек. Здесь остались Морозов, Шайкин, Куликов. В следующем отсеке разместились Васильченко, Горожаев, Воловатых, Дрыкер.
— А мы с тобой, главный, пойдем в мой отсек, — предложил мне Шуклин, — там пришел товарищ из политотдела армии, информатор, интересуется, как вы будете готовиться к дуэли с фашистскими снайперами. Он нашенский, сибиряк, обстрелянный…
Мы пересекли коридор, завернули за угол и оказались в командирском отсеке. Вместо нар вдоль стен солдатские койки, посредине стол, сколоченный из досок. На нем разрезанная буханка серого хлеба, и — чудо! — на тарелке стопкой, совсем по–домашнему, блины.
На другом конце стола перед семилинейной лампой, уткнувшись в записную книжку, сидел белокурый курносый человек. На петлицах «шпала» — капитан или старший политрук. Я, кажется, видел его на переправе в день прибытия в Сталинград. Тогда он отводил наших морячков подальше от причалов…
Однако сейчас главное мое внимание привлекли поджаренные, ноздреватые блины. Это была роскошь. От восторга я даже охнул.
— Отлично живете, товарищ старший лейтенант, — сказал я Шуклину, — может, еще сибирские пельмени на вашей кухне есть?
— Можно и сибирские пельмени, только сперва заработай, а за артиллеристами дело не станет!
Шуклин посадил меня за стол рядом с собой. Началось истребление блинов. Лишь этот белокурый со «шпалой» на петлицах вроде зазевался: не отрывая глаз от записной книжки, он протянул руку к тарелке, но она была уже пуста. Удивленно подняв глаза, он встретился с моей улыбкой.
— Вижу, к вам, товарищ Шуклин, пришло подкрепление. Кажется, из резерва командующего?
— Да, — ответил я за Шуклина, — из резерва, с Мамаева кургана!
Белокурый вроде не понял моей иронии, улыбнулся, протянул мне руку:
— Иван Григорьев.
— Василий Зайцев, — ответил я, пожимая его крепкую руку.
— Так какую обиду причинил снайперам Мамаев курган? — спросил он, как бы выясняя причину нашего появления здесь, на заводе «Красный Октябрь». Этот вопрос озадачил меня. Я пристально посмотрел на Григорьева и ответил:
