Софья Бенуа - Гала и Сальвадор Дали. Любовь на холсте Времени
Тристан Тцара, Поль Элюар, Андре Бретон, Ханс Арп, Сальвадор Дали, Ив Танги, Макс Эрнст, Рене Кревель и Ман Рэй. Париж, 1933 г.
Действительно, разве мог Гитлер произвести какое-либо другое впечатление на настоящего сюрреалиста, да еще далианца до мозга костей, коли это и есть сам Дали? Таким же «психопатическим», «аполитичным», «скандально двусмысленным» было и восприятие художником других исторических личностей.
Казалось, художник играл в политику, навязывая свое видение с помощью картин и подобных вышеописанному измышлений. Мысли, изложенные в «Дневнике одного гения», означенные датой 1952‑го и позднейших лет, безусловно, возникали у Дали в 30‑е годы XX века, во времена непосредственного влияния этих злых гениев человечества на мировую историю.
Будучи не в Германии, не вовлеченный в процесс перемен в немецком обществе, Дали с удовольствием ерничает по поводу фашистских молодчиков и их фюрера. То же самое он делает и в адрес пролетариата и его вождя, Владимира Ильича Ленина. Дали юродствует, но его бесподобный насмешливый цинизм всего только акт сюрреализма!
В «Дневнике» Сальвадор Дали пишет о создании им картины с Адольфом Гитлером и о своем «гитлеризме».
«А Гала я сказал:
– Принеси мне амбры, растворенной в лавандовом масле, и самых тонких кистей. Никакие краски не смогут насытить моей жажды точности и совершенства, когда я наконец стану изображать в ультраретроградной манере Месонье тот сверхпитательный бред, тот мистический и одновременно плотский экстаз, который сразу же охватит всего меня, едва я начну запечатлевать на холсте след гибкой кожаной бретельки, врезающейся в плоть Гитлера.
Напрасно без конца повторял я себе, что это гитлеровское наваждение совершенно аполитично, что произведение, вдохновленное этим женоподобным образом фюрера, скандально двусмысленно, с большим черным юмором, чем портреты Вильгельма Телля и Ленина, напрасно повторял я то же самое и своим друзьям – ничто не помогало. Новый кризис, охвативший мое творчество, вызывал все больше и больше подозрений в стане сюрреалистов. Дело стало принимать совсем серьезный оборот, когда пронесся слух, будто Гитлеру пришлись бы весьма по душе отдельные сюжеты моих полотен, где есть лебеди, веет одиночеством и манией величия, чувствуется дух Вагнера и Иеронима Босха.
С присущим мне духом противоречия я только еще больше обострял ситуацию. Я обратился к Бретону с просьбой срочно созвать чрезвычайное совещание нашей группы, чтобы обсудить на нем вопрос о мистике гитлеризма с точки зрения антикатолического, ницшеанского понимания иррациональности. Я рассчитывал, что антикатолический аспект дискуссии наверняка соблазнит Бретона. Более того, Гитлера я рассматривал как законченного мазохиста, одержимого навязчивой идеей развязать войну, с тем чтобы потом героически ее проиграть.
В сущности, он задумал осуществить одну из тех немотивированных, бессмысленных акций, которые так высоко котировались в нашей группе. …Я пробовал объяснить им и то, что просто не могу быть нацистом хотя бы по той причине, что, если Гитлеру случится завоевать Европу, он не преминет воспользоваться этим, чтобы уморить там всех истериков вроде меня, как это уже сделали в Германии, где к ним относятся как к каким-нибудь дегенератам.
Наконец, та женственность и неотразимая порочность, с которыми ассоциируется у меня образ Гитлера, послужат нацистам вполне достаточным основанием, чтобы обвинить меня в кощунстве. К тому же всем известно, как фанатично преклоняюсь я перед Фрейдом и Эйнштейном, а и предназначение человека на земле – и все обратится – в сокровище».
Ироничный «гитлеризм» Дали стал одной из причин окончательного разрыва художника с его товарищами по новаторскому творчеству.
Глава 28
1934 год. Брак между Сальвадором Дали и его возлюбленной
Увеличивающиеся расхождения между Дали и сюрреалистами пробуждают Бретона исключить его из группы. Это судилище не возымело на Дали какого-либо действия, поскольку он уже завоевал международную известность. В лондонской галерее Цвеммер происходит его первая персональная выставка в Англии. Затем он совершает свою первую поездку в Нью-Йорк, оплаченную одной из поклонниц его таланта, Каресс Кросби, и начинает сотрудничать в «Cahiers d’art». Сам Дали искренне считает причиной разрыва то, что Андре Бретон «просто не хочет простить мне того, что я остаюсь последним и единственным сюрреалистом». Возможно, столь категорический вывод пришел в голову Дали позже – в 40‑е годы, когда произошло окончательное охлаждение между двумя творческими личностями, либо в 50‑е, когда художник был в зените славы писал свои воспоминания, вышедшие впоследствии под единым заголовком «Дневник одного гения».
…Что же еще происходит с супругами в 30‑е годы XX века? По традиции, в преддверии весны они едут домой – на юг Испании, где художнику предстоит творить очередные шедевры, а его жене – нежиться под теплым утренним солнцем и в часы сиесты пребывать в покое и умиротворении. Уже два года, как Гала по-настоящему принадлежит Сальвадору, он – ее единственный муж, ее дитя и любовник. После пятнадцати лет супружества Гала два года как свободная женщина.
Сальвадор Дали, Гала, Поль Элюар и Нуш. 1931 г.
Пятнадцатого июля 1932 года гражданский суд департамента Сены признает развод Эжена и Гала Грендель. Дочь Сесиль официально остается на попечении отца (если быть точными, то воспитывать девочку будут бабушка и преподаватели из пансионата, в котором еще долгое время придется жить Сесиль, все яснее и глубже узнавая странное состояние одиночества). Тогда же, в 1932‑м, Гала была сделана операция по поводу фибромы и удалены яичники. Теперь у Гала вообще не может быть детей. Стерилизация не вызвала у этой женщины каких-либо существенных эмоций, зато она никогда не сможет простить хирургу шрамов, оставшихся на животе.
Именно тогда, боясь потерять ее, увидеть мертвой на холодной больничной постели, Дали понял: насколько в самом деле дорога ему его женщина. Какие мысли бродили в его голове, когда стало очевидным, что Гала поправится, но совместных детей у них не будет? Помните: «Дети меня не особенно интересовали…»? Да, скорее всего, результат операции нисколько не опечалил художника, скорее наоборот – теперь Гала Градива будет принадлежать ему, и только ему, и никакое маленькое плачущее существо не сможет отнять у него ее любовь.
…Проведя большую часть времени 1934‑го в Испании, дома, Гала и Дали завершают год знаменательным событием: в Париже, в консульстве Испании будет зарегистрирован брак между Сальвадором и его возлюбленной. Немного странным представляется тот факт, что этому способствовала настоятельная просьба… Элюара. Он хотел, чтобы Гала урегулировала свое положение, став настоящей наследницей творчества Дали. «…Подумай только, что у тебя не было бы права (если бы Дали умер) взять с собой свои платья» – заботливо предостерегал поэт бывшую жену, подразумевая совсем иные ценности наследования.
![Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт]](/uploads/posts/books/239359/239359.jpg)