Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Добиваясь признания, претендент неизбежно рискует, он не желает кровопролития, но стороны не всегда способны просчитать все до конца, и тогда может случиться непоправимое. В лесу, сцепившись рогами, погибают красавцы-лоси, а в политике… В том и состоит искусство политика, чтобы не переступить грань…
Когда говорят о конкретном кризисе, неважно каком — Берлинском, Карибском, Суэцком, — то внимание фиксируется на его трагической стадии, когда начинают рваться снаряды и падать бомбы или, по крайней мере, возникает реальная угроза. Тогда откладываются в сторону еще вчера неотложные дела и начинаются лихорадочные поиски выхода. Слава богу, если мы успеваем спохватиться вовремя и есть еще время затушить пожар.
На самом деле кризисы, как болезни, возникают задолго до появления лихорадки. Они зреют медленно. Часто проходят годы, пока проступают результаты правильных или неправильных решений.
В годы первых послесталинских перемен прослеживаются симптомы не одной предстоящей болезни. К сожалению, их пока нелегко распознать. Попробуем оглядеться хотя бы задним числом. Вот одна из болевых точек. Прочитав сообщение о начавшемся процессе вытеснения американцами французов из Вьетнама, мы безошибочно ощутим зарождение трагедии, разразившейся в конце 1960-х годов.
А вот два других сообщения. Информация от 5 июля 1953 года о речи, произнесенной премьер-министром венгерского правительства Имре Надем по случаю назначения нового кабинета. Всего через два года последует решение пленума ЦК Венгерской партии трудящихся об отзыве Имре Надя со всех постов, в том числе председателя Совета министров, исключении его из Политбюро и ЦК за взгляды, расходящиеся с линией Центрального комитета.
До трагедии венгерского кризиса еще много месяцев. Сколько предстоит упустить возможностей, совершить ошибок!
Часто именно эти периоды, предшествующие взрыву, представляют наибольший интерес. Сегодня мы имеем возможность определить адекватность оценки ситуации в те годы реальным обстоятельствам, разобраться, что же легло в основу принимавшихся решений, и, наконец, попытаться понять мотивы действий тех, кто в те далекие годы принимал решения.
А пока события все ускоряли свой бег. В одних регионах напряженность возрастала, зато в других наступала пора согласия.
Вот хроника событий тех дней.
СССР весь напрягся в борьбе за непреклонную поддержку ГДР, тут ни отступлений, ни компромиссов. По отношению к своим западным партнерам правительство сохраняет сдержанность. 26 января 1955 года публикуется указ Президиума Верховного Совета «О прекращении состояния войны между Советским Союзом и Германией». Запад столь же непреклонен в своих намерениях. Поэтому в связи с решением о ремилитаризации Западной Германии мы 10 апреля аннулируем договоры о союзе и взаимной помощи, заключенные между Советским Союзом, с одной стороны, и Великобританией и Францией — с другой. Договоры старые, все их содержание ориентировалось на закончившуюся войну. Сейчас они просто бумага. Но мы ее демонстративно рвем. Несколькими днями раньше объявляем о возвращении ГДР сокровищ Дрезденской галереи. Их захватили как трофеи, теперь в новых условиях решили торжественно возвратить. Этот жест как бы утверждал: из врагов мы превращаемся в друзей. Конфронтация достигала кульминации подписанием 14 мая Варшавского пакта, оформившего противостояние двух вооруженных коалиций в Европе.
А15 апреля гостеприимно встреченный в Москве федеральный канцлер Юлиус Рааб подписывает документы о статусе нейтральной Австрии. Обе стороны довольны достигнутым результатом. И много лет спустя, возвращаясь к событиям тех дней, отец всегда находил для них самые теплые слова.
Уже недалек XX съезд КПСС, но, кажется, Сталин незыблем. То и дело в редакционных статьях «Правды» появляются знакомые цитаты. 2 мая в Праге открывается грандиозный, давящий на город памятник Сталину.
Но одновременно представительнейшая советская делегация собирается в Югославию. В ее составе, кроме отца и Булганина, сменившего 9 февраля 1955 года Маленкова на посту Председателя Совета министров, Микоян, Шепилов, Громыко и огромная свита советников. Нет в ней Молотова, хотя по положению он должен бы ехать. После событий 1947 года о включении его в состав делегации, направлявшейся с миром к Тито, невозможно было и подумать.
Отец решил не просто наладить отношения между двумя странами, но и извиниться. Далеко не все в Москве поддерживали инициативу отца, многим встреча с Тито представлялась чуть ли не предательством. Другие считали, что следует пойти на восстановление отношений, простить отступника, пригласив его в Москву.
Отец считал, что именно мы, Советский Союз, должны сделать первый шаг, поехать первыми в Белград и тем самым продемонстрировать свою искренность. По его мнению, Тито не сможет не оценить дружеского жеста. А уж потом не грех и пригласить соседа в гости.
При встрече в Белграде произошла очень характерная для тех лет заминка. Как говорил отец, мозги у него еще не перестроились: выгораживая Сталина, подставляли «козла отпущения». В речи на аэродроме он взял неверную ноту.
«Мы искренне сожалеем о том, что произошло, — сказал отец в своем выступлении и продолжил: — Решительно отметаем все наслоения того периода. Со своей стороны, к этим наслоениям мы с несомненностью относим провокаторскую роль, которую сыграли в отношениях между Югославией и СССР ныне разоблаченные враги народа — Берия, Абакумов и другие. Мы обстоятельно изучили материалы, на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы врагами народа, презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии», — и далее в том же духе.
Теплая встреча чуть не сорвалась в самом начале, но нашелся Тито. Наклонившись к отцу, он доверительно произнес по-русски, что в Югославии практически все знают русский язык и перевод не нужен. Отец сначала завозражал, но быстро смекнул в чем дело.
Он любил потом вспоминать об этом эпизоде. Приводил его как пример пагубности лжи. Больше таких накладок у него не происходило.
Думаю, что происшествие на белградском аэродроме в какой-то степени повлияло на ход мыслей отца и в драматические часы перед «секретным» докладом на XX съезде партии.
Пока же в суете повседневных забот отец готовился к своему первому международному экзамену. На июль назначили встречу глав государств и правительств четырех держав. Впервые после Потсдама.
