Фаина Раневская - Философ с папиросой в зубах
Большая ж…, или Закон Архимеда
Раневская, как и большинство женщин, абсолютно не разбиралась в физике, но однажды ее вдруг жутко заинтересовало, почему современные корабли, сделанные из железа, не тонут.
— Как же это так? — допытывалась она у жены своего «эрзац-внука» Татьяны Щегловой, инженера по профессии. — Железо ведь гораздо тяжелее воды, отчего же тогда тысячетонные стальные корабли не тонут?
— Тут все очень просто, — ответила та. — Вы ведь наверняка изучали физику в школе?
— Что вы, деточка, в Мариинской женской гимназии у меня была железная двойка, — отрешенно посетовала Фаина Георгиевна. — Хоть убейте, не помню ни одного закона физики…
— Ну, хорошо, я вам напомню: был такой древнегреческий ученый Архимед. Он открыл закон, названный его именем: на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды… Ну как, вспомнили? Этот Архимед еще от радости воскликнул: «Эврика!»
— Наверное, я дура полная. Ничего н-не понимаю, — развела руками Фаина Георгиевна.
— Ну вот, к примеру, вы садитесь в наполненную до краев ванну, что происходит? Вода вытесняется и льется на пол… Отчего она переливается через край?
— Оттого, что у меня большая жопа! — наконец-то постигла Раневская закон Архимеда.
Нежеланный поклонник
Председатель Комитета по телевидению и радиовещанию СССР С. Г. Лапин печально известен своими дурацкими запретами и мракобесьем. В 1970-е годы он ввел более жесткую, чем в годы «оттепели», цензуру, многие передачи и фильмы при нем подвергались серьезной правке, а порой и отменялись целиком. Тщательной проверке на предмет идеологической «чистоты» подвергались развлекательные и эстрадные передачи. Была введена система обоснованных запретов. Лапин не разрешал, к примеру, на экране телевизора появляться людям с бородами. Мужчинам-ведущим было запрещено выходить в эфир без галстука и пиджака, а женщинам не разрешалось носить брюки.
Правление Лапина стало также известно как период антисемитизма на Центральном телевидении СССР. На голубом экране постепенно перестали появляться такие популярные исполнители, как Вадим Мулерман, Валерий Ободзинский, Майя Кристалинская, Аида Ведищева, Лариса Мондрус, Эмиль Горовец, Нина Бродская.
Как ни странно, известный своей нетерпимостью к инакомыслию и откровенным антисемитизмом, Лапин был восторженным почитателем Фаины Георгиевны Раневской. Актриса, не любившая идеологических начальников, довольно холодно выслушивала его лестные отзывы о своем творчестве.
Однажды Лапин зашел в грим-уборную Раневской после спектакля и принялся восхищаться ее игрой. Целуя на прощание ей руку, он спросил:
— В чем я могу вас еще увидеть, Фаина Георгиевна?
— В гробу, — ответила Раневская.
А как-то начальник вся ТВ СССР спросил у актрисы:
— Когда же вы, Фаина Георгиевна, наконец, засниметесь для телевидения?
— Я бы с радостью. Да боюсь после (такого предложения. — Ред.) должны последовать арест и расстрел, — с вызовом ответила Раневская.
Приговор телевизору
Однажды Фаине Георгиевне позвонил известный кинорежиссер, сценарист и телеведущий Алексей Каплер и предложил выступить у него в суперпопулярной «Кинопанораме».
Раневская, невзлюбившая «голубой экран» с первого взгляда, попыталась отшутиться: «Представляете — мать укладывает ребенка спать, а тут я своей мордой из телевизора: «Добрый вечер!» Ребенок на всю жизнь заикой сделается… Или жена с мужем выясняют отношения, и только он решит простить ее — тут я влезаю в их квартиру. «Боже, до чего отвратительны женщины!» — понимает он, и примирение разваливается»…
Раневская сетовала Глебу Скороходову: «Только мне и лезть на телевидение! Я скорее соглашусь станцевать Жизель, чем выступить на голубом глазу. Нет уж, с меня хватит и радио. Утром, когда работает моя «точка», я хоть могу мазать хлеб маслом и пить чай, не уставясь, как умалишенная, в экран. Да у меня его и нет».
Василий Ливанов, с которым Раневская озвучивала знаменитый мультфильм «Малыш и Карлсон», рассказывал об одном интересном эпизоде. Фаина Георгиевна, испытывая неприязнь к «деятелям телевизионных искусств», в пику им сама придумала некоторые фразы, которых не было в сценарии. Помните, Карлсон беседует с фрекен Бок, и та говорит ему: «Сейчас приедут с телевиденья, а Вы, к сожалению, не привидение?» А Карлсон отвечает: «Но я же умный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете лет!» — «Но на телевидении этого добра навалом!» И тут следует придуманная Раневской фраза с закамуфлированной шпилькой против телевизионщиков: «Ну я же еще и талантливый!» Или еще один укол Раневской в адрес мастеров телеискусств: «По телевизору показывают жуликов… Ну чем я хуже?!»
В дневнике Фаина Георгиевна записала: «Вчера возили на телевидение. Вернулась разбитая. Устала огорчаться. Снимали спектакль «Дальше — тишина». Неумелые люди, бездарные режиссеры телевидения, случайные люди. Меня не будет, а это останется. Беда». И дальше. «Сняли на телевидении. Я в ужасе: хлопочу мордой. Надо теперь учиться заново, как не надо». И еще. «В телевизоре. Актеры что-то говорили, я ничего не понимала. Решила, что теряю слух. Спросила рядом сидящего товарища: «Что они говорят?» Он ответил: «А черт их знает! Я ничего не понял». А ведь в нашем деле главное — Слово! Беда».
Впрочем, радио она тоже не жаловала. Как-то, когда шел очередной радиорепортаж о передовиках социалистического соревнования, примерно с таким текстом: «Таня-бригадирша, в ее светло-серых, карих глазах поблескивают искры трудового энтузиазма»… Фаина Георгиевна в сердцах воскликнула:
— Боже мой, зачем я дожила до того, чтобы такое слушать!
Раневская восклицала: «С этими «добрыми утрами» надо бороться, как с клопами, тут нужен дуст. Умиляющуюся девицу и авторов надо бить по черепу тяжелым утюгом, но это недозволительный прием, к великому моему огорчению. Все эти радиобарышни, которые смеются счастливым детским смехом, порождают миллионы идиотов, а это уже народное бедствие. В общем, всех создателей «Веселых спутников» — под суд! «С добрым утром» — туда же, «В субботу вечером» — коленом под зад! «Хорошее настроение» — на лесозаготовки, где они бы встретились бы с руководством Театра им. Моссовета и его главарем — маразмистом-затейником Завадским».
Не дурак, а Дуров
Замечательный актер Лев Константинович Дуров вспоминал:
«Фаине Георгиевне попасться на язык, не приведи Господь, было! Она в выражениях не стеснялась. Такой махине от искусства простительно все. И актриса великая, и человек грандиозный. Я тоже однажды нарвался. Эфрос пригласил посмотреть прогон пьесы «Дальше — тишина». Сижу в зале, и вдруг из-за кулис кричит своим басом Раневская: «Я не пойду на сцену, там кто-то в зале сидит! Дуракам полработы не показывают! Почему я должна выходить и работать, когда дураки в зале?!» Слышу, Плятт говорит: «Фая, успокойся, это никакой не дурак, это артист Эфроса, Дуров». Раневская отвечает: «Дуров? Знаю. Да, он не дурак. Ну, черт с вами, пойдемте сыграем!»
