Лариса Машир - Дневник детской памяти. Это и моя война
Из отрадных воспоминаний сохранились наши набеги в Парк культуры. Мы всей дворовой командой ехали от метро «Кировской» (теперь «Чистые пруды») до «Парка культуры» на выставку немецкой трофейной техники. Начиная от главного входа в парк до Нескучного сада, стояли минометы, «пантеры», «тигры», «юнкерсы», «мессеры», разные орудия…
Там стоял дежурный, который гонял назойливую ребятню. Но если мальчишка говорил, что его отец погиб или пропал без вести, то ему дозволялось посидеть в кабине самолета или в танке. Ясное дело, я сидел во всех кабинах по праву. Война шла к концу и технику все время обновляли, поэтому и мы там пропадали целыми днями…
* * *До 16 лет я был Фернандо Кейрос, сын пропавшего без вести на испанской войне. Помню, один мой учитель спросил: «Кейрос, ты еврей?» Я ответил: «Нет, я португалец». Он сказал: «Лучше бы ты был евреем!»
А потом у меня появился отчим Петров Иван Павлович, который стал мне очень близким человеком. После окончания войны до 49-го года он работал «с немецким населением» в советском секторе Берлина в должности заместителя коменданта. Немцы удивлялись – «неужели герр майор родился в Сибири» – он владел немецким языком так прекрасно и к тому же имел берлинский выговор.
Так вот я ему верю, когда он говорил мне, что немцы как никто осознали пагубность войны и ее чудовищную разрушительность. В духе того пафосного времени он призывал беречь людей от войны, говоря, что это и есть его завещание.
Вот только после его ухода у меня появился вопрос. Я сравниваю их воспоминания – мамы и отчима, которого я, насколько помню, всегда называл папой. Так вот лучшей поры, чем предвоенное время, у мамы не было. Члены Коминтерна жили вполне благополучно, и с отцом у них была большая любовь. Он ее звал Зиния. В письмах из Франции рядом со словами любви есть слова о том, что «мы с тобой не себе принадлежим, а нашей борьбе!». Они верили: всеобщее счастье наступит рано или поздно, надо только побороться за него.
У моего же отчима лучшие годы были послевоенные. Он часто вспоминал Берлин, когда они с немцами сидели, говорили, выпивали и пели. Почему именно там ему было так хорошо? Меня это удивляло, маму – нет. Может быть, голубоглазый блондин Иван Петров, майор госбезопасности, имел немецкие корни? А катастрофа побежденной родины заставила его страстно возненавидеть войну? Почему я так думаю? Дело в том, что перед своим уходом он бредил в больнице на немецком языке. На родном языке?..
Во всяком случае, я даже и не сомневаюсь, что замполит, агитатор и пропагандист Страны Советов служил идее абсолютно искренне.
Ярмила Горватова, детская медсестра
Я родилась в Чехии, в городе Пльзень в 1933 году 29 марта. К началу Второй мировой войны мне было 6 лет, я была младшим ребенком в семье. Старшая сестра Адела 11 лет и 9-летний брат Вацлав, названный в честь отца, уже ходили в школу. Отец наш был садовником. Мама занималась детьми и домом. Когда мне исполнился всего 1 год, наша мама сильно заболела – у нее была перфорация желудка, и мы скоро остались без нее…
С приходом Гитлера в марте 1939 года Чехия, как известно, стала протекторатом Германии. И хотя чехи не служили в немецкой армии, но все мужчины были мобилизованы для работы на эту армию. Мы знаем, что несколько сотен тысяч мужчин были отправлены на работу в Германию, на заводы и рудники. Возможно, из-за нас – троих сирот – отца оставили дома. Его призвали на железную дорогу и поставили бригадиром сцепщиков вагонов.
Но спустя какое-то время в результате несчастного случая мы потеряли и отца. Точнее сказать, война отняла его у нас и сделала полными сиротами. Дело в том, что по ночам на железной дороге работы проходили в полной темноте, потому что боялись налетов авиации. Из-за этого режима светомаскировки и погиб трагически мой отец – садовник Вацлав Горват, которому было всего лишь 33 года…
Отвезли нас троих сирот в городок Карлштейн в «сиротинец» при костеле Девы Марии. Наш сиротский дом был как раз под высокой скалой, на которой стоит средневековый готический замок, названный в честь короля Чехии Карла IV. Это очень красивое место! У нас было две спальни на 30 человек, в одной мальчики, в другой девочки. Сестра-воспитательница запомнилась своей чрезмерной суровостью к нам. Дети ее не любили. Аделе сразу пришлось работать в костеле – уборка, мытье каменных полов, уставала она очень. А потом и я стала ей помогать. Ели мало, но еда была – хлеб и суп. Молитвы перед едой и после еды…
Помню наше маленькое тесное бомбоубежище, где мы прятались при налетах. Чтобы всем там поместиться, мы стояли навытяжку, как солдатики, плотно прижавшись друг к другу.
И мы, конечно, росли, а одежды и обуви у нас не было. Босые ходили от апреля до октября. Зимой – «древаки», то есть башмаки деревянные, которые уже давно не носят. Но каждый из нас понимал одно – выжить надо, только бы выжить…
И вот неожиданно в моей судьбе появляется добрый человек – прихожанка костела Девы Марии пани Барбора Флеглова. Однажды глядя на меня, она не выдержала и привела меня к себе. Я была очень худым ребенком, сильно истощенным, так что она решила, что у меня начинается туберкулез, и собралась меня лечить. Но у меня не было туберкулеза, а была дистрофия. У пани Барборы детей не было, и я стала ее единственным ребенком. А мне она заменила родную маму, дала возможность учиться, я стала медсестрой. В 19 лет вышла замуж, родила двоих сыновей. Сейчас думаю: смогла бы я без нее выжить? Не знаю…
Брат Вацлав после войны в 17 лет уехал во Францию. Ни его, ни Аделы уже нет. А я живу в Праге и приезжаю в «Белый крест» в Карловы Вары, где могу пожить среди моих ровесников под присмотром врачей. Это дом военных ветеранов. Здесь живут и дети войны, мои друзья пережившие войну, а вернее выжившие в ней…
P.S.
Мои собственные авторские впечатления не могу оставить «за кадром», они имеют прямое отношение к детям войны.
Их, как и в России, все меньше, процесс не остановить! Но есть милосердие к тем, кто пережил войну. Не вернуть ни подполье, ни восставшее население, ни истребленную интеллигенцию, но есть еще свидетели – дети войны и ее участники – те, кто сражался в составе 1-го Украинского фронта и освободители Чехии, поднявшие мятеж накануне Победы…
* * *Кроме того, что уже много лет есть в Чехии два подобных центра, «Белый крест» открыли 5 лет назад в Карловых Варах. Это дом-отель для ветеранов. Его «ржедитель» Павел Мацек. По-чешски «ржедитель» – руководитель, директор. Но я, бегло взглянув на визитку на чешском, прочла – «родитель». И была в полном восхищении (надо ли объяснять почему!). Конечно, родитель, подумала я, а как же иначе? У этих «детей» снова должен появиться родитель – заботливый и внимательный! Светлоликое доброе интеллигентное лицо. Мне успели тайно шепнуть, что он «очень хороший человек», что было и так очевидно после первой минуты общения. Притом что у нас много схожих слов с чешским языком, в беседе с Ярмилой я не могла обойтись без его помощи! Оказалось, что Павел имел «4» по русскому языку, когда русский был обязательным языком в школе. Теперь – английский и немецкий. Конечно, Павел Мацек здесь не один, у него 20 помощников. Есть еще медсестра Гелена Стрельцова, улыбка которой буквально кладет на лопатки, с первой же минуты близкий человек! А секьюрити Петр – сама расположенность и участие! (Наш «ЧОП» – нечто другое.) В таком окружении, хочешь не хочешь, будешь стараться соответствовать! И как мне показалось, их старания взаимны.
