Джей - О Милтоне Эриксоне
Другая сфера жизни, где постоянно происходят изменения, — политика. И здесь мы также встречаем испытания. Великие революционные движения, такие как коммунистические и социалистические, стремятся к изменениям людей в мировом масштабе. Для достижения этих изменений участники движения обязаны приносить жертвы и выполнять дисциплинарные задания. Каждое массовое движение для достижения некоей цели требует жертвоприношений и отказа от радостей жизни. Кажется очевидным, что если необходимо изменить человека или целое общество, тяжелое испытание становится стержнем процесса преобразования.
Рассматриваем ли мы тяжелое испытание как отдельный прием или как универсальную теорию изменения, его достоинства требуют дальнейшего исследования. Как у будущего предмета изучения и тренировки, у испытания есть аспект, требующий отдельного упоминания. Как любой способ воздействия на личность, прием тяжелого испытания может нанести большой вред в руках людей невежественных и безответственных, спешащих заставить других страдать. Более, чем другие приемы, он может быть употреблен во зло наивным и некомпетентным терапевтом. Мы ни на мгновение не должны забывать, что общество позволяет терапевтам помогать людям облегчать страдания, а не создавать их.
5. Воспоминания Эриксона: беседа Джея Хейли иДжона Уикленда (1985)
Ниже следует расшифровка видеозаписи, сделанная Джеем Хейли и преподнесенная им в дар Фонду Эриксона. Она была показана в программе эриксоновского конгресса.
Хейли: Когда ты впервые встретился с Милтоном Эриксоном?
Уикленд: Помнится, ты познакомился с ним раньше, чем я. Ты попал на его семинар, и с этого все и началось. Фактически, я не был с ним знаком до первой поездки в Феникс.
Х.: Тогда-то ты с ним и познакомился?
У.: Думаю, да.
Х.: Помню, что я хотел попасть на семинар по гипнозу, чтобы изучать гипнотическую коммуникацию в рамках проекта Грегори Бейтсона. Я услышал, что проводится выездной семинар в Сан-Франциско. И я спросил Грегори, могу ли попасть туда и поучиться гипнозу. Он спросил, кто проводит семинар, я ответил: Милтон Эриксон. Грегори обещал ему позвонить, и так я узнал, что он знаком с Эриксоном — они с Маргарет Мид обращались к нему за консультацией несколько лет назад.
У.: Бейтсон, похоже, знал практически всех. Но ты не думал, что он знаком с Эриксоном.
Х.: Итак, он позвонил Милтону и спросил, может ли его помощник записаться на семинар. Милтон ответил “да”.
Я отправился на этот семинар. Занятия проходили по обычной схеме: лекция, обсуждение, затем демонстрация, а затем ты отрабатываешь с другими участниками то, чему вас учили.
Среди прочего мне запомнился следующий эпизод: Эриксон беседовал с группой, а затем решил провести демонстрацию по обсуждаемой теме. Он сказал: “Не желает ли кто-нибудь из группы выйти на сцену и побыть испытуемым?”. И вдруг на моем бедре дрогнул мускул. Это было наистраннейшее чувство — непроизвольное движение. Оно почти заставило меня подняться. Но парень напротив меня встал и подошел к сцене. Так что я ничего не сделал, но никогда ранее у меня не было подобного чувства.
У.: Если бы тот парень не встал достаточно быстро, ты бы, вероятно, поднялся на сцену.
Х.: Верно. Это было такое любопытное ощущение. Одним словом, по возвращении с семинара я решил сделать гипноз частью проекта. Мы начали посещать Милтона и проводили у него как минимум по неделе каждый год. Первая поездка была, по-моему, в 1955 году. Последний раз я ездил в 1971-м.
У.: Да, ты продолжал к нему ездить и без меня.
Х.: Лет шестнадцать или семнадцать. Кроме того, когда он приезжал в Пало Альто, он всегда звонил мне, и я приходил к нему на семинар.
У.: Ты спрашивал меня, что я помню о первой встрече. Я кое-что помню, но не уверен, была ли это первая встреча. Мы пришли к нему домой, он сидел за столом, наклонившись вперед, и приговаривал: “Ну ладно. Так что же вы хотите от меня?”
Х.: Помню, однажды, после того, как я начал практиковать, я пришел к нему поговорить о том, как лечить людей, и первой его фразой было: “Что тебе на самом деле от меня нужно?”
Я очень хорошо помню его дом. Это было небольшое кирпичное здание, почти в центре Феникса, с тремя спальнями, и в нем было то ли шесть, то ли восемь малышей.
У.: Очень скромное местечко.
Х.: Да. И люди прилетали туда из Нью-Йорка, Мехико, со всего мира. Гостиная одновременно служила приемным покоем. Его ребятня играла в комнате среди пациентов, ожидающих приема.
У.: Помню, как меня поражало все это. До этого в Нью- Йорке я посещал аналитика: приходил перед сеансом в абсолютно безлюдную комнату ожидания, а уходил через другой выход и никогда не видел других пациентов. И после этого видеть, как дети Эриксона играют с его пациентами, а ведь некоторых из них он описывал как людей “не от мира сего”! Для меня это было откровением.
Х.: Я помню, как его жена, Бетти, рассказала мне однажды, что один парень все изумлялся: “В жизни никогда раньше куклу не одевал!” То ли Кристи, то ли Рокси попросила его одеть куклу.
Кроме гостиной, на первом этаже была еще и столовая, где на обеденном столе всегда лежала гора материалов для журналов, которые он с женой редактировал. За ней располагался маленький кабинет — то ли три на три, то ли три с половиной на три с половиной метра, с двумя или тремя стульями, его письменным столом и несколькими книжными шкафами.
У.: Помню, даже когда мы там были только вдвоем, развернуться было негде.
Х.: Ему нравилось, чтобы люди находились достаточно близко и он мог протянуть руку и прикоснуться к ним — он сам это говорил. Разговоры с ним, при работающем кондиционере, лающей на улице собаке, орущей на детей жене — все это создавало особый фон. И эти часы, все тикающие, тикающие, тикающие у него над столом.
У.: Это было очень характерно для него. Он не считал, что для лечения гипнозом или чем-то еще требуется стерильная, звуконепроницаемая среда.
Х.: Еще о наших встречах: мы обычно останавливались в гостинице в центре города, проводили с Эриксоном час между встречами с пациентами, затем возвращались в гостиницу, расшифровывали то, о чем он говорил, пересматривали запланированные заранее вопросы, затем возвращались и проводили еще один час с ним. Так проходила вся неделя.
