Павел Кузнецов - Дни боевые
Трудно сказать, кто дрался лучше в этом смертельном бою: новгородцы или казанцы, артиллеристы или минометчики, саперы или связисты. Все сражались не на жизнь, а на смерть.
Бой захватил всех, в том числе командиров штаба и политработников. Комиссар Воробьев целыми днями простаивал вместе со мной в узкой щели, на нашем НП, и, видя мое недомогание от еще незажившей раны, помогал руководить боем.
Без устали сновал по огневым позициям подполковник Носков, вселяя бодрость в своих артиллеристов. Вся дивизионная артиллерия уже к концу первого дня была выдвинута на прямую наводку и действовала поорудинно. Эти меры пришлось осуществить потому, что, во-первых, лесной бой не позволял вести огня с закрытых позиций и, во-вторых, гитлеровцы применили танки, а наиболее действенным средством борьбы с ними являлись пушки.
Дивизионный инженер майор Матусяк тоже не сидел на месте. После каждой отбитой атаки он вместе с подвижным заградительным отрядом устремлялся на новое, наиболее танкоопасное направление.
Большая ответственность выпала на долю начальника связи майора Алешина. От ударов артиллерии и авиации связь поминутно нарушалась, и стоило огромных усилий поддерживать ее и обеспечивать непрерывность в управлении.
Гитлеровцы рвались на дорогу в Гридино. Это было для них кратчайшее и наиболее выгодное направление для выхода на Ловать. В то же время они никак не могли преодолеть сопротивление батальона Крелина, прочно запиравшего развилку.
Только прорвавшись на стыке полков, противник сумел обойти Крелина и достичь дороги.
Таким образом, наиболее тяжелое и угрожающее положение создавалось на левом фланге Новгородского полка. Сюда были направлены истребительный отряд и школа младшего начсостава - последние мои резервы. Дорога на Гридино несколько раз переходила из рук в руки.
К концу третьих суток не затухающего ни на минуту боя противнику ценой огромных усилий удалось оттеснить некоторые подразделения дивизии на полтора - два километра.
Наши фланги оставались на месте, а центр выгнулся крутой дугой, обращенной своей вершиной к Ловати. Передний край проходил по линии командных пунктов полков и дивизии и удерживался саперами, связистами, артиллеристами, штабными командирами и политработниками. Пехоты здесь уже не было.
На утро четвертого дня, в самый тяжелый для нас момент, когда уже почти все силы и средства истощились, бой на нашем участке неожиданно затих. С напряжением ожидали мы новых атак, но противник бездействовал. По-прежнему гудело лишь в стороне, несколько южнее, на правом фланге соседней с нами ударной армии.
Оказалось, что на нашем направлении враг выдохся не меньше, чем мы. Он полностью израсходовал свою пехоту и потерял шестнадцать танков. У нашего соседа гитлеровцам удалось прорвать фронт, выйти на берег Ловати и овладеть Рамушевом. Туда и переместился центр боя.
Для развития прорыва фашистское командование начало бросать на рамушевское направление все, что попадало под руку. Туда же потекли и наши армейские и фронтовые резервы. Контратаки велись по берегу Ловати на Редцы и Рамушево с целью подрезать образовавшийся клин.
На рамушсвском направлении бои приобрели длительный и ожесточенный характер.
К 20 апреля гитлеровцам ценой огромных потерь удалось пробить так называемый "рамушевский коридор" и через него соединиться с окруженной демянской группировкой.
Пока шли бои за "коридор", части нашей дивизии приводили себя в порядок, а затем постепенно, шаг за шагом, стали оттеснять противника и восстанавливать свое первоначальное положение. Развилку у Борисово продолжал удерживать Новгородский полк.
* * *
Соединившись со своей демянской группировкой, гитлеровцы все свое внимание сосредоточили на усилении обороны "рамушeвского коридора". Наши соединения, обессилев от безуспешных контратак, приводили себя в порядок, делали перегруппировки и накапливали силы.
Весна в том году на Ловати оказалась поздней, затянувшейся и непогожей. Над лесами и болотами висело низкое хмурое небо. По утрам землю окутывал густой туман, по два - три дня кряду вперемешку с крупными хлопьями мокрого снега моросил дождь.
Весна принесла с собой много новых осложнений, главное из них бездорожье.
О крупных наступательных операциях и боях не могло быть и речи.
Восточные подступы к Борисово превратились в труднопреодолимое препятствие: торфянистая, поросшая мелким кустарником и изрытая воронками низина покрылась водой, и передвижение по ней стало почти невозможным.
Вместе с весной пришел приказ о прекращении наступательных боев.
Мы провели совещание командиров и комиссаров частей. Это совещание помогло нам лучше узнать нужды частей, принять правильное решение и наметить ряд мероприятий. Все, что было в наших силах, мы сделали быстро. Командиры частей получили указания и приступили к организации обороны, перегруппировкам, перестройке огневой системы и инженерному оборудованию.
Катастрофический характер в это время приобрели перебои в снабжении войск боеприпасами, продовольствием, фуражом.
Перебои в снабжении были вызваны весенней распутицей, неподготовленностью к ней армейских тыловых органов, дорожной сети и транспорта.
Вздувшаяся Ловать нарушила установившуюся за зиму связь между берегами. Все коммуникации левого берега потянулись теперь на север к единственному мосту у Парфино, который связывал войсковые части, занимавшие левый берег, с дивизионными и армейскими тылами, оставшимися на правом берегу.
Гитлеровцы усилили обстрел тыловых дорог, главным образом подъездных путей к переправе, н самого моста. Войсковые тылы ежедневно несли потери. По самое тяжелое положение сложилось в армейском тылу.
От станции Крестцы до Парфино, на протяжении шестидесяти - семидесяти километров, стояли сотни застрявших в топкой грязи машин.
Спешно строилась деревянная колейная дорога, но эта трудоемкая работа требовала длительного времени. На станции снабжения скопилось множество грузов, которые невозможно было доставить в части. Дивизии перешли на голодный паек.
С каждым днем паек красноармейцев и командиров сокращался. Люди слабели. Отпуск фуража конскому поголовью прекратился вовсе. Начался падеж скота.
Огонь на фронте еле-еле поддерживался, боеприпасы не пополнялись. Суточная норма расхода боеприпасов составляла пять патронов на активную винтовку, пятьдесят - на пулемет, а на весь дивизионный артполк только тридцать снарядов.
У противника дела обстояли, видимо, не лучше. Вначале гитлеровцы проявляли некоторую активность, а потом тоже стали экономить и чаще отмалчивались.
