Илья Константиновский - Караджале
Затем новый директор своим педантизмом и требованием соблюдать дисциплину вызвал недовольство и среди актеров. Возник анекдот о том, как он пригласил на обед одну актрису, а после обеда поспешил в театр и наложил на нее взыскание за опоздание на репетицию. При этом никого не интересовало, что новый директор сам появляется в театре первым и уходит среди последних. Никого не волновало и то, что он лично проверяет работу всех служащих, даже сидит за кулисами в «шумовом цеху», когда тому предстоит выполнить ответственное задание — создать шумовой фон ночной грозы в лесу во время представления «Короля Лира».
Следует отметить, что один анонимный автор газеты «Епока» признал некоторые заслуги Караджале: «По правде сказать, редко в театре господствовала такая дисциплина, такая атмосфера ритмичной работы и пунктуального выполнения каждым работником своих обязанностей». Редкое признание, не разделенное остальной прессой.
Затем нового директора начали травить за то, что он не умеет составлять репертуар, что он превратил Национальный театр в театр фарса и буффонады. К фарсам и буффонадам критики причисляли пьесы Мольера и, конечно же, комедии самого господина И.Л. Караджале.
В заключение один рецензент обвинил нового директора в пристрастии к порнографии. Среди примеров порнографических спектаклей снова фигурировали «Бурная ночь» и «Потерянное письмо».
Словом, на нового директора навалились дружно. Несчастная должность принесла ему одну-единственную радость, не имеющую, впрочем, прямого отношения к театру. Однажды на спектакле с участием знаменитой актрисы Сары Бернар, которую Караджале пригласил в Бухарест, случилось следующее. Обходя театр и помогая зрителям, не нашедшим места в партере, разместиться на галерке, новый директор оказал особенное внимание одной даме, пришедшей в театр в сопровождении молодой черноглазой девушки. Постоянные посетители галерки, студенты, видевшие эту сцену, сразу же спросили господина генерального директора, не относится ли его галантность скорее к молодой девушке, чем к почтенной Даме, которую она сопровождает. Друзья генерального Директора, сидевшие с ним в тот вечер в директорской ложе, тоже обратили внимание на его странное поведение: он почти не смотрел на сцену. И все время наводил свой бинокль на публику. Господин генеральный директор смотрел на молодую незнакомку. В тот же вечер он узнал, что ее зовут Александрина Бурелли и что она младшая дочь известного архитектора Гаетано Бурелли.
«Любовь с первого взгляда» имела быстрые последствия. Уже 7 января 1889 года состоялось бракосочетание Караджале с Александриной Бурелли, после чего генеральный директор взял отпуск и отправился в свадебную поездку по Италии. Репортеры бухарестских газет не забыли отметить, что на свадьбу директора Национального театра не были приглашены актеры.
И вот не успел Караджале покинуть Бухарест, как в театре многое переменилось. Вернулся артист К. Ноттара, который был в конфликте с директором, и все те, кто недолюбливал Караджале, устроили артисту демонстративную теплую встречу. Многие из нововведений Караджале были отменены его заместителями, а пресса сразу же изменила тон, рецензенты решили, что дела в театре теперь пойдут хорошо.
Вернувшись из Италии, Караджале яснее, чем когда-либо, почувствовал себя окруженным враждой и недоверием. Он не мог не понимать и того, что многие из тех, с кем он работал, чувствовали; себя лучше в его отсутствие. Вскоре возобновилась травля в печати: что бы ни делал генеральный директор, это считалось заранее обреченным на провал. Некий анонимный писака из газеты «Ромыния», присвоивший генеральному директору оскорбительную кличку «Ион Август (Глупый) Караджале» лишь за то, что тот появлялся в театре во фраке и белых перчатках, поторопился объявить, что Ион Август после отпуска появился в театре, «но уже без фрака».
Вскоре после возвращения Караджале произошла новая смена правительства: «жунимисты» ушли и вместо них образовалось консервативно-либеральное правительство. «Жунимисты», назначившие Караджале на должность директора Национального театра без всякой охоты и никогда его не защищавшие, естественно, ничего для него не сделали и теперь, хотя были тесно связаны со своими преемниками. А газеты сразу же потребовали от нового правительства прекращения «скандала» в Национальном театре и удаления того, кто, по их словам, превратил театр чуть ли не в «гарем» и «школу порнографической литературы». Для Караджале стало ясным, что ему больше не удержать своей должности, и он подал в отставку. Это произошло 5 мая 1889 года. На другой же день появляется декрет, возвращающий в театр его старого руководителя — боярина Гр. К. Кантакузино.
Так кончилось краткое пребывание Караджале на высоком посту — бурный эпизод не только в его личной биографии, но и в истории румынского Национального театра. Он занимал эту должность меньше года, и она принесла ему множество тягот и огорчений. Никто из его противников и клеветников не смог обвинить Караджале в бездеятельности на своем посту. Но никто не хотел его понять, никто не желал посчитаться даже с тем простейшим фактом, что реорганизация такого сложного механизма, как Национальный театр, требует длительного времени. Караджале принялся за дело с огромным энтузиазмом. Но времени, чтобы довести до конца свои начинания, ему не дали.
История эта имела последствия. Разрушение дорогой мечты нанесло сильный удар по самолюбию Караджале. Но едкая кислота, именуемая общественной жизнью Бухареста, не разрушила его писательского таланта. Напротив, испытав новое разочарование, новое оскорбление, Караджале как писатель окреп. Разочарование превратилось в опыт. Горечь способствовала поискам новых сюжетов и новых форм творчества.
СМЕРТЬ ЭМИНЕСКУ
Вот выдержка из дневника Титу Майореску:
«Вторник 28 июня 1883… Часов в десять утра Эминеску пришел к нам… Неподвижно глядя на стену, он благословил мою жену и дочь, а потом обнял меня, весь дрожа… Позднее, к обеду, пришел Караджале и, узнав все, что случилось с Эминеску, заплакал».
Утонченный, холодный эстет Майореску записывал в дневнике не свои ощущения и сокровенные мысли, а главным образом факты. Дневник его похож скорее на бухгалтерскую книгу, чем на исповедь. Трагедии времени отражены в нем не страстными комментариями, а лаконичным протоколированием случившегося. Запись от 28 июня 1883 года, не совсем понятная неосведомленному читателю, означает, что величайший румынский поэт Михаил Эминеску сошел с ума. Она означает также, что узнав об этом, «циник» Караджале, не обладавший невозмутимостью профессора философии, хотя и был в то время в очень плохих отношениях с Эминеску, дал волю своему отчаянию и слезам.
