Георгий Калиняк - Герой советского времени: история рабочего
Стало легче с электроэнергией. По дну Ладожского озера проложили силовой кабель и Волховская ГЭС начала давать ток Ленинграду. Из района Левашово, где были торфоразработки, торф стал поступать на 1-ю ГРЭС. Заговорило радио.
Работники трамвайной службы совершили подвиг. Они восстановили контактную сеть, и 15 апреля пошел первый трамвай, сигналя победно звонками. Открылись первые кинотеатры. Когда начинался артиллерийский обстрел или налет авиации, фильм прекращался, и зрители уходили в бомбоубежище и там могли каждый на свой вкус додумывать конец фильма.
Улицы стали как будто шире. На них было мало транспорта и людей. Частые обстрелы рвали трамвайную сеть, но трамвайщики восстанавливали ее снова назло фашистам, которые в темные вечера видели вспышки [искр] идущего трамвая.
Летом и осенью [1942 года] под Ленинградом шли бои местного значения в районе города Пушкина и на левом берегу Невы, на Невском Пятачке. На юге немцы штурмовали Сталинград и Кавказ.
За первую блокадную зиму [у меня] умерли отец и мать жены и племянница. Жена и сын были где-то на Большой земле.
Началась вторая блокадная зима, но она не была [такой] голодной, как первая. Зимняя и летняя Дорога жизни через Ладогу дали возможность накопить материалы и продовольствие, нужные фронту и населению. Горючее поступало по нефтепроводу, проложенному по дну Ладоги.
Двенадцатого января 1943 года началась операция «Искра». Перед войсками Ленинградского и Волховского фронтов была поставлена задача прорвать блокаду Ленинграда. Между этими фронтами лежало двенадцать километров, нашпигованных дотами и дзотами, артиллерией, автоматическим оружием пехоты, с заминированными подходами к немецким траншеям.
Фашисты считали, что они навсегда закупорили горлышко бутылки – так они называли эти двенадцать километров.
Наши войска пытались раньше несколько раз прорвать блокаду, но безуспешно. Семь дней и ночей прогрызали эту преграду войска фронтов и, наконец, соединились в районе Рабочих Поселков [номер] один и пять.
Мы, аэростатчики, узнали эту потрясающую новость поздно вечером 18 января по радио. Нашу радость трудно передать словами. Мы смеялись сквозь слезы и обнимались, не замечая этих слез. Для нас, блокадников, этот день незабываем.
Прорыв блокады нанес удар подлым замыслам Гитлера. Как позднее стало известно, в то время Гитлер обсуждал со своим штабом [вопрос] о химическом уничтожении защитников города на Неве. Ленинград во время блокады занимал площадь в 200 квадратных километров. Генерал-полковник Вагнер докладывал Гитлеру, что для уничтожения защитников Ленинграда нужно выпустить 13 500 химических снарядов. Прорыв блокады сорвал этот людоедский план.
Операция «Искра» коренным образом изменила мою солдатскую судьбу. Во время ожесточенных январских боев наши войска понесли большие потери, особенно в пехоте. Восполнялись эти потери частично Большой землей выздоравливающими из госпиталей. Часть пополнялась за счет прожектористов, зенитчиков, аэростатчиков и других подобных войсковых соединений, где мужчин замещали женщины.
Под эту тотальную мобилизацию попал и я. В марте 1943 года я очутился в 188-й гсп 63-й гсд[50].
63-я гвардейская стрелковая дивизия была славным соединением, которое героически сражалось на полуострове Ханко (Гангут), отрезанным морем и финнами от Родины. На Ханко была наша военно-морская база.
Глубокой осенью по зимней Балтике по приказу Верховного командования, защитников Ханко на кораблях перебросили в Ленинград. Из ханковцев создали 136-ю стрелковую дивизию под командованием генерала Симоняка[51]. Во время прорыва блокады 136-я дивизия шла на острие наступления и первой соединилась с волховчанами. Дивизии было присвоено звание гвардейской 63-й, а Симоняку присвоено звание Героя Советского Союза.
20Во взводе я стал вторым номером ручного пулемета. Первым номером был Леша Ямщиков, родом из Москвы. Это был душевный товарищ и талантливый человек. Он хорошо рисовал и в часы досуга делал наброски будущих монументов Победы. Я мало разбираюсь в искусстве, но вспоминая Лешины эскизы и сравнивая их с нынешними монументами, думаю, что он имел незаурядный талант художника.
В те дни я посвятил ему стихотворение.
Леше Ямщикову
Вечерний и багряный
Я с тобою
В помыслах живу.
Друг-солдат,
Художник безымянный,
Отдающий кисти
Душу и мечту.
Нас свела с тобой
Военная судьбина —
Горьких испытаний череда.
Наша жизнь
Не слаще, чем рябина,
И суровы наши
Юные года.
Неужели,
Пережившим много,
Но прожившим мало
Нам дано:
Слышать,
Как заводит запевала,
И уйти
Безвременно на дно.
Не дослушать
Птичьи перепевы
И весенний звон
Ручья в ночи.
Не допеть
Все милые напевы.
До березовой,
До рощи не дойти.
Ты, возможно,
Выйдешь невредимым,
До конца пройдешь
Сквозь ураган огня.
Иногда, быть может,
Будешь нелюдимым
И душой тревожным
Даже в свете дня.
Все равно
Друзей найдешь
Ты снова,
С ними будешь пить,
Бокалами звеня.
И в хмельной ночи
Под дружеское слово,
Вспомни дни войны
И выпей за меня.
Но в бой нам не пришлось пойти вместе. В середине апреля меня перевели в другое подразделение. Такова солдатская судьба.
21Первого мая 1943 года полк был выстроен недалеко от нынешнего моста Александра Невского, на пустыре. После митинга мы прошли торжественным маршем перед командованием.
Весной 1943 года Гитлер приказал своим генералам готовиться к штурму Ленинграда. Для этого из Севастополя перебрасывались части усиления Кюхлеру и Линдеману, командовавшими войсками под Ленинградом. Был назначен и руководитель штурма любимец Гитлера Манштейн.
Узнав об этом, наше командование решило упредить противника. Одиннадцатого июля мы получили медали за оборону Ленинграда. Нашу дивизию на Ленинградском фронте награждали первой. Я получил медаль за № 2755. А всего было награждено по фронту и по городу 477 000 человек.
Семнадцатого июля начались бои на левом берегу Невы. Наш полк продвинулся на 600–800 метров. Была освобождена деревня Арбузово[52], или, вернее, то место, где она стояла до войны. Эта та самая Арбузовка (так мы ее называли), за которую в 1941-42 годах шли продолжительные, кровопролитные, жесточайшие бои. Я наверно так бы не узнал, где стояла деревня, если бы не случай. Однажды днем я шел по тропинке глубиной по колено, а вначале траншея была в рост человека – так ее сгладила немецкая артиллерия. Нужно заметить, что и все остальные траншеи были подобны этой. Так вот, меня заметил немецкий наблюдатель, и фрицы открыли артиллерийский огонь. Рвущиеся снаряды заставили меня перейти на бег и глазами искать укрытие, хотя я и знал, что [его] тут нет. И вдруг я увидел в земле дыру, куда мгновенно нырнул.