Сара Корбетт - Дом в небе
Абди тоже торопил нас. Мы почти бегом добрались до парковки, где нас ожидал внедорожник «мицубиси», опять же под охраной военных. Наш носильщик, не обратив внимания на удар кнутом, быстро погрузил наши вещи в багажник. Я сунула ему пять долларов – целое состояние в стране, где взрослый человек живет в среднем на двадцать долларов в месяц. Я никогда в жизни не видела, чтобы людей били кнутом. В этом плане Сомали меня сразу огорошило. Пока мы выбирались из аэропорта, я все думала, не надо ли было дать носильщику двадцатку.
Помимо нас с Абди в машину поместились трое других мужчин – водитель и два мрачных вооруженных охранника. Эти парни состояли на службе Переходного федерального правительства и должны были сопровождать нас повсюду, куда бы ни поехали. Насколько я поняла, сомалийские солдаты получали официальную зарплату за охрану иностранцев, но им требовалось приплачивать, чтобы они не продали нас какой-нибудь банде. Все это покрывала сумма, которую следовало отдавать Аджусу.
На земле Могадишо выглядел совсем не таким привлекательным, как с воздуха. Нет, он, может, и ничего, если обращать внимание только на пурпурные бугенвиллеи на белых стенах и не замечать развалин, заколоченных окон в домах, провалившихся внутрь крыш и пулевых пробоин, точно оспа покрывающих все строения. Этот город явно пережил апокалипсис.
Мы мчались на полной скорости, лишь пару раз притормозив на пропускных пунктах. Один раз мимо промелькнул грузовик с четырьмя тощими подростками и пулеметом в кузове. Длинный ствол торчал сзади, как копье.
Я спросила у Абди, что он знает об утренних беспорядках в аэропорту, которые заставили переволноваться весь самолет. Абди снисходительно покачал головой, как местный старожил, а не эмигрант из Найроби, бывающий в Могадишо только по большим праздникам.
– Ну постреляли немного, – усмехнулся он. И прибавил, что между боевиками и охраной аэропорта часто происходят стычки.
– А убитые есть?
Абди меланхолично пожал плечами:
– В Сомали каждый день кого-нибудь убивают. Вот и сегодня пять-шесть человек пристрелили.
Несколько часов спустя мы с Найджелом стояли на крыше отеля «Шамо», вдыхая теплый влажный морской воздух. В вечернем свете город снова преобразился, и вид был потрясающий. Могадишо раскинулся перед нами – экзотический курорт, нежащийся в лучах заходящего солнца. Длинные узкие улочки, низкие дома окрасились в нежные пастельные оттенки розового и голубого, почти серебристого в сумерках цвета. Густая богатая зелень деревьев, что росли между домами, придавала пейзажу сочность и контраст. Вдалеке вздымались синие океанские волны. Город был красив вопреки самому себе.
По приезде из аэропорта мы успели кратко побеседовать с владельцем гостиницы – толстым мистером Шамо, по-видимому выходцем из богатой семьи. У него были дома в Танзании и Дубае, а у его братьев даже какой-то завод. Судьба улыбнулась мистеру Шамо, когда в 1992 году в Могадишо явилась команда «Си-би-эс Ньюс» во главе со знаменитым Дэном Ратером – героем урагана. Они снимали репортаж о гражданской войне и готовящемся прибытии в Сомали войск США. Кто-то попросил мистера Шамо приютить журналистов в его скромной тогда гостинице, даже если им придется спать на полу. Деньги, которые они заплатили, позволили мистеру Шамо превратить свою резиденцию в полноценный пятиэтажный отель, защищенный высокими стенами, и нанять вооруженную охрану. Понятно, что теперь дела у отеля идут не лучшим образом. Мистер Шамо сказал, что он бывает в Могадишо наездами, тем более что двое его детей живут в США, один в Атланте, второй в Северной Каролине.
Он выдал нам ключи от номера с огромной кроватью королевского размера, большим гардеробом и ванной. Я и Найджел поселились вместе из соображений экономии, а еще Аджус предупредил нас, что мы должны делать вид, будто мы женаты. «Так надо, чтобы не смущать прислугу, – объяснил он мне по телефону. – В исламе свободные отношения считаются харам». Харам – это арабское слово, которое обозначает все запретное.
Мне оно было знакомо по предыдущим путешествиям. Ну а в Могадишо, где исламисты контролировали целые районы, устанавливая там крайнюю форму шариата, запрещая музыку, телевидение, спорт, понятие харам распространялось на очень многие вещи. Я читала, что по законам Аль-Шабаб, одной из главенствующих экстремистских группировок, мужчины должны носить бороды, а женщинам запрещено появляться на улице одним.
Мы смотрели, как темнота медленно захватывает город, и думали каждый о своем. Странно, но вдалеке горели огни. Выходит, в Могадишо – там, где есть электричество, – свет не отключают на ночь? Багдад, например, с наступлением ночи почти целиком погружается в темноту.
– Ты веришь, что мы здесь, Найджел? – спросила я.
– С трудом, – ответил он, закуривая сигарету.
От влажности его волосы стали пышнее. Он выглядел утомленным поездкой, но страх у него, похоже, прошел или притупился.
– Здесь совсем не так, как в Багдаде, – пробормотала я, пьяная от усталости.
В Багдаде каждую ночь слышались взрывы, стрельба, то и дело ревели сирены – пронзительные, резкие, всегда близкие и пугающие. Вспоминая об этом, я поняла, что толком не сплю уже много месяцев. В Могадишо, наоборот, стояла кладбищенская тишина. С улицы не доносилось ни звука, будто с наступлением ночи город вымер. Я слышала, как деревья шелестят на ветру, и больше ничего.
Да, Могадишо совсем не Багдад. Он другой. Он кажется таким мирным, хотя иностранные газеты описывают его как «ад на земле». Я была рада, что мы приехали сюда и увидели его собственными глазами. Я пока не понимала, насколько обманчива эта тишина.
Глава 15. Мой ураган
За все годы, что читала «Нэшнл джиографик», в самых смелых мечтах о журналистской карьере, я и представить себе не могла, что когда-либо встречу человека, который работает в этом журнале. Это было просто невообразимо, немыслимо. И вот это произошло. Они жили здесь, в Могадишо, – журналист и фотограф, американец и француз. Именно эти двое оказались нашими единственными соседями в отеле «Шамо», насчитывавшем сорок восемь номеров.
Роберт Дрейпер был авторитетный журналист из Вашингтона. Его светлые волосы были разделены пробором, он говорил с легким техасским акцентом и держался с уверенностью видавшего виды человека. Его коллега Паскаль Мотре, джентльмен и ветеран фотожурналистики, жил с семьей в Париже, но большую часть времени проводил в командировках. Он изъездил всю Африку и успел уже не раз побывать в Сомали. В Могадишо они прибыли тремя днями ранее, предварительно наняв Аджуса. Мы познакомились в столовой. Когда они рассказали о себе, я почувствовала смесь благоговения и обиды. Выходит, Аджус предпочитает работать с ребятами из «Нэшнл джиографик», а нам подсунул этого мямлю Адби, которому явно недостает опыта. Позже выяснилось, что помимо Абди у Аджуса была договоренность с переводчиком, но прямо перед нашим приездом тот отказался, побоявшись появляться в компании белых. Поэтому Абди вынужден был выступать сразу в роли оператора, переводчика и посредника.
