Валерий Пашуто - Александр Невский
Александр был осторожнее. Во всяком случае, в «Житие» Александра митрополит Кирилл внес слова о том, что он «митрополита же и епископы чтяше и послушааше их, аки самого Христа».
Словом, Александр не просто верующий князь, он знал церкви цену и поддерживал ее и вкладами и политически. Приехав как-то в Ростов, он, что особо отмечено в летописи, не только «целова крест честный и кланяся епископу» Кириллу II, но и сказал: «Отче святый, твоею молитвою и тамо в Новьгороде ехал есмь здоров и семо приехал есмь твоею молитвою здоров».
Епископ Кирилл II был человеком незаурядным. Выдающийся проповедник, он собирал немало слушателей: одни слушали «слово божье», другие любовались убранством храма — «ово послушающе ученья еже от святых книг, ови же хотяща видети украшенья церкви».
После страшного разорения Владимира и гибели епископа Митрофана владимирская епископия на время захирела (ее восстановили только в 1274 году). Поэтому Александр искал поддержки ростовского епископа. Удалось Александру угасить и последствия столкновения отца и дружины с ростовскими князьями. В Ростове его приняли «с великой любовью».
Противилась Византийская патриархия. Ведь возвеличение князя Владимира, отвоевавшего право на крещение у империи, умаляло ее роль. После падения Константинополя Положение изменилось — Никее было не до святости Владимира. И когда Александр одержал победу на Неве в — день смерти Владимира, то и князь и церковь могли использовать это совпадение для установления хотя бы местного, в Новгороде или во Владимире, его почитания и празднования.
Поддержка церковных иерархов еще не раз понадобится Александру и при решении вопросов внутренней политики: церковь со всей моральной силой проповеди и грозой отлучения будет на его стороне в столкновениях с другими князьями и с боярами Новгорода и Пскова. Неслучайно даже в новгородской владычной летописи, писанной для местного правящего боярства, нет враждебных Александру высказываний, хотя в новгородских юридических актах их немало. Возникало взаимопонимание между властителем Новгорода и Киева и никейским двором. Церковь поддержала — стремление Александра найти пути к сосуществованию с Золотой Ордой, раз нет сил сбросить ее власть. В свою очередь, и Орда должна была по достоинству оценить эту позицию и князя Александра, и духовенства.
На избранном пути Александр столкнулся с противодействием других, наиболее крупных князей, притом родных братьев.
Не было единства в суздальской княжеской семье. Ханша Огул-Гамиш могла быть довольна: запутанное вассальное соперничество Андрея с Александром осложнялось давней борьбой между суздальскими и галицко-волынскими князьями и боярами из-за Киева. К этому Добавились и решительные расхождения во внешней политике.
Противниками согласия с Ордой, а значит, сторонниками борьбы против нее были братья Александра — владимирский великий князь Андрей (он правил и в Суздале) — и тверской князь Ярослав, вступившие в союз с галицко-волынским Даниилом Романовичем. Между дворами Владимира, Твери и Галича завязались деятельные переговоры. Доказательством союза и было бракосочетание князя Андрея с дочерью Даниила, пышно отпразднованное во Владимире. Венчал их сам митрополит, «и много веселья бысть».
Вероятно, Даниил побывал на свадьбе дочери, и тут могли встретиться, разговаривать и спорить о будущем Руси великие современники — Александр и Даниил...
Вскоре от всего пережитого Александр заболел — «бысть болезнь тяжка князю Олександру».
Болезнь в ту пору не диво. Средняя продолжительность жизни была коротка, не достигала и 30 лет из-за детской смертности, опустошительных войн, голодных лет и эпидемий. Князья жили дольше простых смертных, но походы и рати, лишения и раны сокращали их век.
В популярном назидательном собрании афоризмов «Изборнике Святослава» говорилось, что «смерти наводиться роком жизненым». Однако князья лечились. Во врачах у них недостатка не было. Богатый больной, тяжело занедужив, лечился у кого угодно — и у православных, и у язычников, и у иноземцев, лишь бы вылечили.
Судя по «Изборнику», хорошие врачи знали свое дело: при «опытании» — распознавании болезни — они обращали внимание и на образ жизни, и поведение больного. «Смотри жития его, хожения, седания, едения и всего обычая его пытай». Потому, что «и деяние мужа, и смеяние зуб (улыбка), и ступание человека воизвестпт» о нем.
Церковь учила, что «недуг весь рожжается в телесп человечи в кручине, кручина же происходит от излишнего пития и ядения и спания и женоложья, иже без времени и без меры». Слишком было бы просто избавиться от такой кручины. Муки душевной так легко не избыть. Предстояло принять решение — идти вместе с родными братьями или силой убрать их с пути. Это всегда осуждала церковь со времен вероломно убитых в XI веке князей Бориса и Глеба, и этим всегда пренебрегали те, кто вершил политику — и отец Ярослав, и Андрей Боголюбский... Но теперь в распрю вмешается и Орда...
В новгородской Софии и у Николы шли во здравие, молебствия обоих Кириллов и Далмата.
В конце концов, еще молодой (ему был 31 год) князь выздоровел или, как верил летописец, «бог помиловал его».
Когда Батый добился преобладающего влияния при каракорумском дворе, Огул-Гамиш была свергнута с императорского престола, а великим ханом сделался его ставленник — хан Мункэ, Александр понял, что настал нужный момент. Тогда он решился: «Иде Олександр, князь новгородьскый Ярославич в Татары и отпустиша его Батый с честью великою, давше ему старейшинство во всей братьи его».
Александр Ярославич стал великим князем всей Руси. Он в дружбе с митрополией, ему доверяют Сарай и Каракорум и, вероятно, Никею. В Новгороде его наместник сын Василий.
И вот теперь-то, когда им сделан решающий шаг к новой политике, разыгрались трагические события. Еще не возвратился Александр во Владимир, а Батый уже двинул на Русь две рати — воеводу Неврюя во Владимиро-Суздальскую Русь и воеводу Куремсу — в Галицко-Волынскую. Батый знал, что князья-союзники откажутся признать верховную власть Александра. С приближением Неврюя князь Андрей, как туманно писал дружественный Александру владимирский летописец, «решил со своими боярами, что лучше бежать, чем служить монгольским властителям». Некоторые владимирские бояре, опасаясь единодержавной политики Александра, скрылись вместе с Андреем. Андрей бежал в Тверь не только с боярами, но и с княгиней Даниловной и дружиной. Татары погнались за ним следом и настигли его у Переяславля, захваченного дружиной тверского князя Ярослава Ярославича. Тверские дворяне поддержали Андрея, и ему удалось спастись. Но татары перебили переяславскую дружину, убили воеводу Жидослава, захватили и убили тверскую княгиню, а детей ее «изоимаша» и «в полон послаша».
