Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография
Но Койович мало чем отличался от других директоров югославского телевидения. Его интересовали лишь новости и молоденькие дикторши. Он также тщательно следил за тем, чтобы не раздражать высокопоставленных политиков. Поскольку понимал, что без преданности вышестоящим лицам не поздоровится нижестоящим. Любая попытка неповиновения в итоге удалила бы его от дикторш. Вот почему он не хотел брать на себя риск, связанный с выплатой стипендии сыну Кустурицы, хотя по логике вещей напрашивалось обратное. Основной причиной было то, что Мурат не пользовался хорошей репутацией у Брайко Микулича, главы Центрального комитета Боснии и Герцеговины. Он слишком громко «лаял», но, судя по всему, его не считали серьезным врагом системы. Даже если его суждения о политической реальности бывали резкими, он все равно выглядел безобидным. К тому же считалось, что Мурат обольстителен, наделен шармом и является украшением любого общества. Во всех ресторанах, от Илиджи до Баскарсии, посетители не раз наслаждались его остроумием.
Койович, не знавший, как отделаться от «буржуйки», придумал план, чтобы отомстить за оскорбления, которые однажды мой отец бросил ему в лицо в кулуарах ассамблеи, после того как понял, что надеяться на стипендию больше не имеет смысла.
* * *Одна из любовниц директора Койовича была не дикторшей, а служащей в секретариате Министерства информации республики Босния и Герцеговина, где работал мой отец. С помощью этой особы Койович дал ход старой истории, связанной с мусульманским национализмом моего отца. В ту пору как раз раскрыли движение «мусульман националистов-экстремистов», и Койович сообразил, что такой ярлык сможет существенно сбавить пыл «буржуйки» и ему не придется давать тягостные объяснения по поводу своего отказа в выдаче стипендии сыну помощника министра. Когда его любовница передала дело в Управление внутренних дел и досье легло на стол Юсуфа Камерича, тот сразу же предложил Мурату выпить по стаканчику в отеле «Европа». Из офиса директора отеля они вместе позвонили Койовичу, который как раз готовил выпуск новостей.
— Послушай, Койович, ты сейчас же замнешь это дело! — заявил Камерич. — Имей в виду, что я частенько встречаю с Муратом рассвет в компании сливовицы и свиной колбасы. Поэтому я могу поручиться, что он не имеет никакого отношения к мусульманским националистам!
Но «буржуйка» внезапно распалился и вырвал телефонную трубку из рук своего друга:
— Ты совсем сбрендил, безмозглый Койович? Я — националист?! Давай приходи сюда, в отель «Европа», и я покажу тебе, что такое настоящий серб, бревно ты неотесанное из леса Требинье! Идите вы к черту, вместе с Тодо Куртовичем, который тебя поставил на эту должность! — выпалил мой отец на одном дыхании, отбиваясь от Камерича, тщетно пытающегося отобрать у него телефонную трубку.
* * *Стипендию мне так и не назначили. Мое дорогостоящее обучение, а также жизнь студента в большом городе обеспечили деньги, оставшиеся от продажи дома на улице Мустафы Голубича.
* * *Через два дня после моего отъезда в Прагу отец впал в хандру, причем на свой манер. Он принялся водить с собой в ночные загулы парня по имени Слунто, который был моего роста. Часто, уже подвыпившие, оба приятеля заходили в какое-нибудь кафе и завязывали дружбу с незнакомцами. Мой отец угощал их выпивкой и с гордостью показывал на своего спутника.
— Этот парень такого же роста, как мой Эмир! — восклицал он. — Взгляните на него! Знаете, какой у меня красивый сын? В нем метр восемьдесят восемь!
У моего отца рост был небольшой, но его обаяние с лихвой восполняло этот недостаток.
* * *На вокзале в Сараеве собрались мои многочисленные друзья: Паша, Зоран Билан, Харис, Мирко, Ньего, Бели… Все они пришли, чтобы обнять меня и пожелать доброго пути. За некоторое время до этого Новак Тодорович, гроза Сараева, нагрянул в кафе «Сеталист» и подарил мне часы фирмы «Piazze».
— Куста, ты выходишь в большой мир, — сказал он, — если у тебя наступят трудные времена и тебе понадобятся деньги, продай их.
Поскольку я порвал с Майей, она не пришла со мной попрощаться. У нее был другой парень, а я делал вид, что мне это безразлично. Мне удавалось скрывать от всех, насколько мне было плохо на самом деле. Позже я понял, что очень важно уметь скрывать свои чувства. Не только в фильмах про партизан — когда «воины тени» лицом к лицу встречаются с фрицами, — но и в жизни. Здесь тоже необходима хорошая актерская игра.
* * *Пластиковый пакет, в который мы с Сенкой сложили все мои вещи и наспех перевязали веревкой, порвался, когда я поднимался в поезд.
Это был тот самый вокзал, где я, юный хулиган, шлепал пассажиров по голове скрученной газетой в момент отправления поезда, и судьба привела меня именно сюда, мешая прочувствовать все волнение от расставания. Не было никакой необходимости в том, чтобы сейчас здесь появился какой-нибудь шалопай и наказал меня за то, что я проделывал с другими в детстве. Я стоял на подножке вагона, когда поезд дернулся, и потерял равновесие. Моя мать разрыдалась. Я упал на задницу и схватился за свой пакет. Веревка лопнула, и мои вещи начали высыпаться из сумки. Я поднял руку, пытаясь махнуть в знак прощания своим друзьям, а другой рукой в панике старался удержать вываливающиеся из пакета трусы, носки и майки. В итоге я покинул Сараево в обнимку с пакетом. Поезд набирал ход. Сидя на корточках, я ухитрился сделать несколько прощальных жестов. В этой неудобной позе я искал Майю глазами, все еще надеясь, как последний идиот, что она появится на платформе. Чем дальше удалялся Сараево, тем явственнее вырисовывался образ Майи. Как же нам порой не хватает лояльности друг к другу, подумал я. Все мои друзья пришли выразить мне свою симпатию, а я думаю о той, кто даже не вспомнил обо мне.
* * *Знакомство с Вилко Филачем стало моим первым важным шагом в кинематографе после приезда в Прагу. Едва устроившись в студенческом общежитии на улице Градебни, я тем же вечером познакомился с Вилко. Сцена была не такой зрелищной, как в «Пугале» Джерри Шацберга, где знакомство героев произошло на улице. Нам было суждено встретиться в коридоре студенческого общежития.
Это общежитие было четырехэтажным зданием, где студенты всех отделений жили вместе. Самое интересное, что девушки и ребята жили под одной крышей. Моя комната располагалась на третьем этаже, и дверь выходила на лестничную клетку, откуда лестница вела на верхний этаж. Поэтому я мог наблюдать за всеми, как в кафе «Сеталист». И особенно за девушками, поднимавшимися на четвертый этаж. Когда ко мне в гости приходили студенты с режиссерского отделения — Буцко и Туцко, оба из Сараева, — они распахивали настежь дверь и задавали вопросы на манер бездельников из кафе «Сеталист»:
