Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография
Получить паспорт в Социалистической Федеративной Республике Югославия было несложно; это бесспорно подтверждало, что мы были лучше, чем Болгария, Румыния и Чехословакия. Все еще больше упрощалось, если твой отец занимал пост помощника министра информации. Следуя инструкциям Мурата, я передал свои документы и фото в окошко Управления внутренних дел. Появился невысокий, но крепкий мужчина с лысиной. Я часто видел его в Косове, когда играл в ФК «Сараево». Он заглянул через плечо служащей, которая проверяла мои документы, и подмигнул мне. Затем тихим голосом пригласил следовать за ним.
* * *Когда я вошел к нему кабинет, он с улыбкой предложил мне кофе или, «если молодой человек пожелает, что-нибудь покрепче». Он выразил свою радость по поводу того, что в Сараеве наконец появились молодые люди, желающие продолжить обучение за границей.
— В Белграде и Загребе их предостаточно, — сказал он и резко сменил тон. — Среди них немало всякой швали, которая наносит вред стабильности нашей страны. Тито, в какой бы стране мира он ни появлялся, вызывает большое уважение у людей…
Мужчина округлил глаза и сделал паузу. Затем он наклонился над столом и добавил глухим голосом:
— Только четники и усташи ненавидят нашего Тито, а также наши эмигранты за границей и все здешние предатели! Было бы неплохо, если бы ты иногда приходил сюда выпить кофейку, когда у тебя выдастся свободная минутка во время твоих приездов в Сараево. Если вдруг услышишь что-нибудь связанное с чудовищными происками против нашей системы, против товарища Тито… Ты также можешь передавать информацию по кабелю.
— Как это — по кабелю?
— Молодой человек, Белл изобрел телефон, чтобы хорошие друзья могли обмениваться между собой важными сведениями.
— Разумеется.
Я запнулся и встал со своего места. Не прикоснувшись к кофе, я положил в карман паспорт, который тем временем просунули в окошко.
Я отправился прямиком к отцу, в Исполнительный совет Республики Босния и Герцеговина.
Вне себя от гнева, я швырнул паспорт на стол отца.
— Твои люди, — крикнул я, — хотят сделать из меня доносчика! Я еду учиться в Академию изящных искусств, а не в Полицейскую академию!
— Ну, я им сейчас устрою! — возмутился отец.
Он тут же набрал номер Юсуфа Камерича, начальника сараевской полиции:
— Что это за безобразие? Я отправляю своего сына в Прагу учиться не шпионажу, а режиссуре! Разве вам мало того, что он едет за границу без стипендии и мне придется тратить на это наследство моей жены? Так вы к тому же хотите сделать из него шпиона?! Мой сын не продается!
— Успокойся, Мурат. Сейчас в стране очень сложная ситуация.
— Сложная ситуация! Юсуф, прошу тебя, не рассказывай мне историй, я не журналист! Оставьте в покое моего сына!
* * *Тем же вечером, потрясенный поведением органов внутренней безопасности, мой отец вернулся домой пьяным. На этот раз его оправданием было то, что он никогда не позволит своему сыну стать шпионом. В качестве подтверждения его сопровождал Юсуф Камерич, тоже пьяный, который твердил как заведенный, что все было именно так, как говорил Мурат.
— Ты опять пил? — спросила моя мать.
— Как же мне не выпить? Они хотели сделать из моего Эмира шпиона!
— Не преувеличивай, Мурат. На нас тоже давят сверху с тех пор, как усташи проникли в Западную Герцеговину, — защищался Юсуф Камерич.
— Не верю не единому слову!
— Послушай, Сенка, если Мурат мне не верит, ты-то хоть поверь! Пока я буду на этой должности, никто не посмеет косо смотреть на малыша! — пообещал Камерич.
Мне Камерич очень нравился. До работы в полиции он был директором коммунального предприятия и часто приглашал нас в единственный крытый бассейн Сараева, который был сооружен на месте старых турецких бань.
* * *Той ночью мой отец пошел провожать Юсуфа Камерича до улицы Тито и повел нашего пса Пикси на прогулку. Этот ритуал стал частым в жизни моего отца. Чаще всего выгуливание Пикси было лишь предлогом для того, чтобы продолжить ночные вылазки. После прогулки отец возвращался с собакой, звонил в домофон снизу лестницы и кричал Сенке на восьмой этаж:
— Сенка, вызывай лифт, я еще немного пройдусь!
Тогда моя мать в бигуди открывала дверь и обнаруживала испуганное животное, скулящее в лифте фирмы «Давид Пайич».
На этот раз Мурат изменил свой план. Он отправился вместе с собакой в бар-ресторан «Кварнер». Дергая за ручку двери соседнего магазина запчастей «Электротехна», он удивлялся, почему закрыт «Кварнер». Он никак не мог взять в толк, что ошибся дверью, и пытался войти не в шикарный сараевский ресторан, в прошлом бистро «Требевич», а в расположенный рядом магазин «Электротехна». Той ночью мой отец долго спрашивал себя, почему чертов «Кварнер» закрыт, когда на дворе нет еще и полуночи и он надеялся выпить свой последний бокал вина. Мурат вернулся домой с Пикси, и то, что он не отправился в другое кафе и не пришел в пальто, испачканном побелкой сараевских домов, стало для нас с матерью одним из счастливых моментов нашей жизни.
* * *Когда отцу предстояло решить какую-либо серьезную проблему, он прекращал пить. Поскольку мне было трудно в это поверить, я считал, что скорее алкоголь в эти минуты переставал на него действовать. Мать называла отца «буржуйкой», поскольку он был похож на одну из таких печек, которые моментально нагреваются. Правда, и остывал он так же быстро. События, связанные с коварным упрямством директора сараевского телевидения, заставили его действовать без поддержки алкоголя. Из этого я сделал вывод: для того чтобы отец бросил пить, необходимо применить новаторский метод. Неплохо время от времени ставить перед ним конкретную задачу, прибереженную на случай, когда очередные мировые исторические события вызовут бурю в его душе. Это стало бы ощутимым вкладом в борьбу за трезвость на территории Социалистической Федеративной Республики Югославия.
Моему отцу не удавалось добиться для меня стипендии от телевидения Сараева. В ту пору директором там был некий Койович, который не знал, как отделаться от «буржуйки». Мурат пытался убедить его и во время личных встреч, и с помощью друзей.
— Какой же он кретин, — говорил отец о Койовиче. — Если мой сын был допущен к вступительным экзаменам среди двухсот пятидесяти кандидатов со всего мира, это должно что-то значить для Сараева и Югославии!
Будучи членом Союза коммунистов Югославии, мой отец прекрасно умел использовать альтруизм в качестве аргумента:
— Послушай, Койович, я прошу тебя об этом не для себя, а для твоего телевидения. Я-то в состоянии оплатить образование своего сына при помощи наследства жены.
