Кейстут Закорецкий - Разгром Виктора Суворова
Ночи в мае уже короткие, за пять-шесть часов надо было пройти по 25–30 километров, да ещё в предрассветном сумраке подыскать удобное место для дневки.
Всю ночь мы думали о дневном привале, чтобы выспаться, но надо было ещё позаботиться о лошадях: накормить, напоить, почистить, да и самим надо было поесть, привести себя в порядок, просушить портянки, и когда уже доходило до отдыха, то наступало время обязательной в армии политбеседы. Тут начинались мои дополнительные хлопоты, поскольку меня назначили (совмещая с командованием отделением) на должность замполитрука батареи (я носил в петлицах четыре треугольника и комиссарскую звездочку на рукаве). Ежедневно я проводил политбеседы с личным составом батареи. Нас же, тех, кто проводил политбеседы в подразделениях, также ежедневно собирал на инструктаж комиссар полка майор Разумейко, который сопровождал дивизион на марше. В начале похода основная тема и содержание бесед сводились к одному: «Наше наступление на сосредоточение немецких войск в Польше», перед нами ставилась задача уничтожить эту немецкую группировку.
Наступление предполагалось начать «с марша», и этим нам объясняли скрытность нашего передвижения, мы должны были незаметно сосредоточиться на границе для последующего удара. Такие беседы с комиссаром держали нас в постоянном напряжении и тревоге, в ожидании близкого начала войны. Причем все красноармейцы и политработники свято верили, что мы не собираемся захватывать польскую территорию, что Красная Армия призвана только освободить соседний польский братский народ, порабощенный немцами. При этом будет предотвращена угроза нападения Германии на нашу страну. Война будет на чужой территории, и победа будет за нами.
По мере того как мы приближались к границе, темы бесед изменялись. О наступлении на немцев уже никто не говорил, никто о такой поставленной задаче и не упоминал.
На политзанятиях обсуждался только текущий момент, но, опять-таки, не у нас, а где-то далеко в Европе, в Англии, Франции. Мотивация скрытности нашего передвижения тоже изменилась – по новой версии, мы вроде бы опасались дать немецкому командованию основание считать, что наши силы где-то сосредотачиваются и мы, таким образом, выказываем недоверие Пакту о ненападении. Все должно было выглядеть как в обычной обстановке… Почему вдруг произошли такие изменения – мы тогда не задумывались, во всяком случае, не обсуждали, а если кто-то и анализировал происходящие «метаморфозы», то предпочитал держать язык за зубами…
Наш длительный поход закончился в селе Черск, в шести километрах от новой советско-польской границы, и мы приняли участие в сооружении лагерного городка.
Штаб дивизии, штаб нашего ГАП и других полков вместе с 115-й СП остались в райцентре Малорите, это южнее Бреста, в 40 километрах от границы.
И только наш 1-й дивизион был выдвинут вплотную к границе. Построили свой лагерь по всем правилам. Поставили большие палатки – 4 х 4 м, сделали «линейки», посыпали дорожки гравием. О какой-либо маскировке мы не беспокоились. Этот палаточный военный лагерь стали называть Домачевским. В нем мы переночевали всего одну ночь, а утром 2-я и 3-я батареи сделали последний бросок к границе и расположились на окраине небольшого пограничного местечка (городка) Домачево, которое находилось на пограничной реке Буг…
Встали рядом с пограничной полосой, на довольно обширной поляне в сосновом лесу, в 800 метрах от Буга. Здесь мы разбили лагерь возле старого немецкого кладбища. Растянули плащ-палатки побатарейно, построили коновязь, установили орудия на подставки. Огневые позиции для гаубиц и наблюдательные пункты мы почему-то не сооружали, видимо, такой приказ не был отдан. Никаких разговоров о наступлении уже не было. Перед нами была поставлена задача – сооружать ДЗОТы. Работали в две смены, огневые взвода вручную копали котлованы, весь дивизион трудился от подъема до отбоя. Там грунт песчаный, котлованы осыпались, все время приходилось подновлять» .
Опять копка каких-то ДЗОТов! Прямо на границе! Кстати, складывается впечатление, что сооружать их им приказали, чтобы чем-то занять. Не стрельбой же заниматься на границе с возможным противником! А ничем не занять тоже нельзя, вот и выдали носилки в руки.
А потом наступило утро 22 июня 1941 г., но им поначалу повезло. Огонь с немецкой стороны возник, но «стороной». Немецкая артиллерия их почему-то не тронула, и они успели одеться, запрячь лошадей в орудия, повозки и двуколки, погрузить боекомплект и вытянуться на дорогу. Сначала им не верилось, что началась война. Думали – учения. Но появились бегущие гражданские и сообщили, что в Домачево вошли немцы. Потом появились и немецкие мотоциклисты, открывшие огонь. Солдаты 3-й батареи начали стрелять по ним, те отступили. А дальше командиры пытались установить связь. Топографисты контролировали дорогу с картой с задачей быстро топо-привязаться для открытия огня. Но вскоре выяснилось, что весь боекомплект дивизион не забрал, на подводы успели погрузить только половину снарядов. А склад боеприпасов уже оказался на территории противника. Поэтому пришлось использовать снаряды из передков орудий, которых было немного. Потом их засек немецкий самолет-разведчик «рама», и им пришлось раз за разом менять свою позицию.
Они не понимали, что происходит, гадали, где же советская авиация, где танки, где они находятся и что вообще делают те войска, которые были подведены к границе?
К вечеру 22 июня оказалось, что немцы уже дошли до Малориты и они поняли, что окружены. Из всего дивизиона остались целыми только четыре орудия. Ночь на 23 июня они провели морально тяжело – вокруг стрельба, канонада на севере в районе Бреста, канонада на востоке, зарево пожаров к югу. Периодически вокруг возникали автоматные и пулеметные очереди. Время от времени в воздухе появлялись осветительные ракеты. И у бойцов дивизиона возникало ощущение, что их окружают со всех сторон. А у них были только пятизарядные карабины и по десять патронов в подсумках.
Утром второго дня войны кухня их покормила и опять начались обстрелы. Они еще несколько раз меняли позиции, но оторваться от немецкого огня не удавалось. На все четыре орудия осталось всего несколько снарядов. Командование дивизиона пыталось установить связь с полком, но в рациях сели батареи. Радисты охрипшими голосами продолжали взывать в эфир, но никто не отзывался. Вечером у них разбило еще одно орудие. И к нам пробрался боец из 2-го дивизиона, который рассказал, что дивизион уничтожен на марше немецкими танками, когда двигался к Домачеву. И всем стало ясно, что помощи не будет, что «воевать на чужой территории» им пока не придется, а свою уже начали отдавать.
