Леонид Млечин - Брежнев
Многие высшие чиновники лишились постов, но всем подобрали приличные должности, и только от Брежнева, можно сказать, избавились. Начальник политуправления — должность, приравненная к заместителю министра, то есть на много ступенек ниже той, что он занимал с октября 1952 года.
Падение с олимпа было крайне болезненным. Только что он ощущал себя одним из руководителей страны, заседал за одним столом со Сталиным… Теперь ему предстояло подчиняться своим недавним подчиненным. Можно без преувеличения сказать, что 1953 год был в жизни Брежнева одним из худших.
Военно-морской министр адмирал Николай Герасимович Кузнецов, человек прямой и резкий, оберегал престиж флотской службы. Он холодно встретил бывшего секретаря ЦК, считая, что политработник, который никогда не плавал, бесполезен на флоте.
Но это было еще полбеды! Буквально через десять дней военно-морское министерство объединили с военным министерством — в Министерство обороны. Объединили и политорганы.
Брежнев вообще остался без работы и в мае 1953 года написал слезное письмо главе правительства Маленкову:
«В связи с упразднением Главного политуправления ВМС, я обращаюсь к Вам, Георгий Максимилианович, с большой просьбой… Почти тридцать лет своей трудовой деятельности я связан с работой в народном хозяйстве. С 1936 года на советской и партийной работе. Люблю эту работу, она для меня вторая жизнь… Теперь, когда возраст приближается к 50 годам, а здоровье нарушено двумя серьезными заболеваниями (инфаркт миокарда и эндотернит ног), мне трудно менять характер работы или приобретать новую специальность.
Прошу Вас, Георгий Максимилианович, направить меня на работу в парторганизацию Украины. Если я допускал в работе какие-либо недостатки или ошибки, прошу их мне простить».
Слово «эндартериит» (серьезное заболевание ног) Брежнев не смог написать правильно.
Маленков послание переадресовал Никите Сергеевичу. На письме осталась пометка «Хрущев ознакомился». Ни Маленков, ни Хрущев на мольбу Леонида Ильича не откликнулись.
Брежнева сделали заместителем начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. Приказом министра обороны № 01 608 21 мая он был возвращен в кадры Советской армии. В порядке компенсации за понижение в должности 4 августа 1953 года ему присвоили звание генерал-лейтенанта.
Леонид Ильич в ГлавПУРе тосковал и затаил обиду на Маленкова. Служба эта ему не нравилась, ездить по частям он не любил, армейская жизнь его не интересовала. С начальником ГлавПУРа генерал-полковником Алексеем Сергеевичем Желтовым отношения у него не сложились. Но Желтов трогать бывшего секретаря ЦК не решался.
Страдать Леониду Ильичу пришлось недолго — чуть больше года. О нем вспомнил Никита Хрущев и пригласил в ЦК на беседу, которая изменила жизнь Брежнева.
«Целина прочно вошла в мою жизнь, — говорится в написанных от его имени воспоминаниях. — А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые и новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне».
В реальности было не совсем так — он поехал в Казахстан вторым секретарем республиканского ЦК. И в брежневской «Целине» вовсе не упоминается имя Хрущева, хотя целина была целиком и полностью его идеей.
В январе 1954 года Никита Сергеевич направил членам президиума ЦК записку, в которой констатировал: зерновая проблема в стране не решена. Необходимо «расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане и Западной Сибири».
Тогдашние руководители Казахстана во главе с первым секретарем Жумабаем Шаяхметовым возражали: «Распашка целинных и залежных земель приведет к нарушению интересов коренного казахского населения, так как лишает его выпасов скота».
Хрущев решил, что надо заменить руководство республики. Никита Сергеевич еще не был единоличным хозяином страны, ему приходилось советоваться и принимать во внимание мнение других членов президиума. В результате первым секретарем в Алма-Ату послали бывшего первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко.
С Хрущевым у них были плохие отношения еще с тех пор, как они руководили соседними республиками. Но Пантелеймон Пономаренко не унывал. Он прошел хорошую школу. Начинал подмастерьем в шапочной мастерской, окончил Московский институт инженеров транспорта, четыре года прослужил в Красной армии. В 1937 году Пономаренко взяли в аппарат ЦК инструктором. Его приметил Маленков, и в тридцать шесть лет Пономаренко назначили первым секретарем ЦК компартии Белоруссии.
Уже на пенсии Пантелеймон Кондратьевич вспоминал, как впервые побывал на даче у Сталина:
— По ходу застолья отошел что-то положить в тарелку, вернулся и чувствую, что сел в нечто мягкое и скользкое. Обомлел, не шевелюсь. Все уже курят на террасе, а я остался за столом один.
Его позвал Сталин:
— Почему не идете?
Пономаренко робко объяснил:
— Я во что-то сел.
— Сталин позвал Берию:
— Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?
Судя по тому, что Сталин продолжал приглашать Берию к себе на дачу, вождя эти примитивные шутки развлекали. Хотя Пономаренко принадлежал к числу его любимцев.
Иван Александрович Бенедиктов, министр сельского хозяйства при Сталине и Хрущеве, уверял, что именно Пономаренко Сталин хотел сделать главой правительства вместо себя:
«Обладая твердым и самостоятельным характером, Пантелеймон Кондратьевич одновременно был коллективистом и демократом до мозга костей, умел располагать к себе, организовывать дружную работу широкого круга людей.
Сталин, видимо, учитывал и то, что Пономаренко не входил в его ближайшее окружение, имел собственную позицию и никогда не старался переложить ответственность на чужие плечи. Документ о назначении Пономаренко председателем Совета министров был завизирован уже несколькими членами политбюро, и только смерть Сталина помешала выполнению его воли».
Бенедиктов, видимо, ошибался: кроме него, никто не смог подтвердить желание Сталина сделать Пономаренко главой правительства. Документы такие не найдены, да и непохоже было, чтобы Сталин собирался кому-то уступать свое кресло…
После смерти вождя Пономаренко назначили союзным министром культуры. Он демонстрировал полнейший либерализм. Кто-то из ученых, побывав у Пономаренко, восхищался:
— Да он понимает юмор!
