Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919
Не менее жгучей проблемой, чем формирование Красной армии, была проблема обеспечения городов продовольствием. Никто не рассчитывал больше на нормальный продовольственный паек. Вопрос состоял в том, чтобы найти хоть какое-нибудь пропитание для выживания. Гражданская война отрезала большинство районов, производящих зерно, от центральных областей с большим населением, транспортный кризис делал невозможной доставку даже наличных продовольственных запасов. Временами жители Петрограда не могли отоварить свои продовольственные карточки по нескольку дней.
Крестьяне соседних областей отказывались расставаться с минимальными излишками продовольствия. Деньги потеряли цену, а с остановкой промышленного производства горожане ничего не могли предложить взамен на продовольствие. Советские власти пытались справиться с ситуацией посредством принуждения крестьян к обязательным поставкам излишков продуктов по фиксированным ценам, но деревня не проявляла готовности подчиниться.
Когда кризис в городах обострился до предела, большевики прибегли к силе. Были организованы специальные отряды из солдат и заводских рабочих, известные как продотряды. Они периодически совершали рейды в деревни, увозя оттуда все продовольствие, которое удавалось обнаружить. Крестьяне либо оказывали сопротивление, либо подчинялись — в зависимости от наличия собственных возможностей и от внезапности рейдов. Фактически город и деревня оказались в состоянии неофициальной войны.
Советские власти встали перед необходимостью создания учреждений, предназначенных для подавления каких бы то ни было проявлений недовольства и открытых мятежей, обуздания строптивых крестьян и спекулянтов, которые усугубляли продовольственный кризис, а также распоясавшихся в городах уголовников. Времени для формирования профессиональной полиции не было. Вместо этого каждый местный Совет организовывал группы лиц, официально называемых «Чрезвычайными комиссиями по борьбе с контрреволюцией и саботажем», но более известными под аббревиатурой Чека.
Ни одно советское учреждение, за исключением исполкома компартии, не располагало большей властью или внушало больший страх, чем Чека. Людей арестовывали просто по подозрению и без всяких формальностей. Попав в чекистскую тюрьму, человек терял всякое представление о том, как сложится в дальнейшем его судьба. Революционные суды не функционировали, приговоры заключенным выносили чекисты. Подозреваемых либо признавали виновными и расстреливали, либо освобождали так же внезапно, как и арестовывали. У обвиняемых практически отсутствовали возможности для самозащиты, время и средства для апелляции.
Очень немногие среди сотрудников Чека сознательно использовали свои способности в интересах коммунистического дела. Для большинства же из них абсолютная власть над жизнями и имуществом своих сограждан оказалась слишком большим искушением. Некоторые использовали свое положение для сведения личных счетов или обогащения. Другие быстро черствели и могли походя посылать людей на смерть, как какой-нибудь скот. Наиболее чувствительные из сотрудников Чека не выдерживали напряжения и, доведенные до состояния невменяемости жуткими сценами, становились наркоманами. Порой заключенных отдавали в руки людей, получавших противоестественное удовольствие от убийств и пыток.
Каждая местная организация Чека работала независимо от других родственных организаций и центрального правительства. Как правило, судьба заключенного целиком зависела от тех сотрудников Чека, у которых он содержался под арестом. Никаких процессуальных норм в этом отношении не существовало.
В борьбе с бандитизмом Чека стояла на прочной основе. Уголовных преступников обычно арестовывали в обстоятельствах, исключающих сомнения в их виновности. Однако обвинения в спекуляции или контрреволюции не имели четких обоснований, и их толковали на свой лад местные организации Чека. В целом страна разделяла точку зрения большевиков на то, что деятельность лица, приберегающего продовольствие и перепродающего его по завышенным ценам, образует состав преступления, именуемого спекуляцией, и является по сути антиобщественной деятельностью. Но многие чекистские организации занимали крайнюю позицию в этом отношении и без всякого сожаления выносили смертные приговоры крестьянам, у которых обнаруживали несколько фунтов масла, привезенного в город с надеждой выменять на него остро необходимую пару сапог.
Еще более неопределенным было обвинение в контрреволюции. Контрреволюционером считался человек, борющийся против советской власти с оружием в руках. Но то же обвинение выдвигалось против старухи, жалующейся на существующий порядок, против любого лица, которое в силу социального происхождения или образованности не разделяло взглядов коммунистов.
Вначале чекисты, хотя и руководствовались классовым чувством, проводили различие между разными категориями правонарушителей, рассматривали конкретные обстоятельства каждого дела. Но с укреплением движения белых и ослаблением позиций советской власти коммунистические лидеры провозгласили политику беспощадной классовой борьбы. Они считали, что настал момент, когда они больше не могут рассматривать каждый юридический прецедент в отдельности. Большевики решили укрепиться путем ликвидации раз и навсегда социальных групп, которые не могли принять коммунистическое учение и представляли собой потенциальную оппозицию.
Местные чекисты последовали указаниям центральных властей, и начался массовый террор. В городах и поселках сотнями арестовывали армейских и флотских офицеров, землевладельцев, купцов и специалистов. Их расстреливали не за какие-нибудь поступки или высказывания, а за их социальный статус.
Вспышки красного террора происходили периодически. Временами они отличались особой свирепостью и имели следствием многочисленные жертвы. Так проходили казни сотрудниками севастопольской Чека офицеров Черноморского флота, когда в назначенный час всех офицеров, обнаруженных на кораблях или на берегу, собрали в одном месте и уничтожили. Еще более кровавыми были дни, когда в отместку за покушение на Ленина, а также убийства Урицкого и Володарского ставили к стенке и расстреливали многих ни в чем не повинных людей.
Способен был советский режим держаться без проведения массовых казней или нет — вопрос риторический. Но очевидно, что красный террор обусловил действия и выбор миллионов людей, сделал невозможным для большинства населения нейтральное поведение и создал почву для невероятно жестокой и кровопролитной гражданской войны.
