Агата Кристи - Расскажи, как живешь
Мансур уносит сырные останки и покорно зарывает их в землю. Однако он озадачен, что случается довольно часто.
Вероятно, хвадже нравится эта еда, раз он платит за нее такие деньги. Но тогда зачем ее выбрасывать теперь, когда ее достоинства сделались еще более очевидными? Одно слово — пути хозяев неисповедимы!
На Хабуре взаимоотношения слуг и хозяев в принципе не такие, как в Англии. Здесь у слуг трудности с хозяевами, а не у хозяев со слугами. Наши европейские причуды и капризы местному населению кажутся дикими и лишенными всякой логики. Взять хотя бы эти тряпочки с вышитыми краями — разницы между ними, считай, никакой, а назначение у каждой свое. Зачем такие сложности? Мансур не может понять, почему, когда он протирает радиатор автомобиля чайной салфеткой с голубой каймой, разъяренная хатун выбегает из дома и ругается.
Ведь эта тряпица отлично удаляет грязь. И зачем так сердиться, если вымытую после завтрака посуду вытирают простыней?
«Но я ведь не брал чистую простыню, — оправдывается Мансур. — Это же грязная!»
Но этим своим откровением вызывает еще большее недовольство.
Еще одно тяжкое испытание для наших слуг: накрыть стол к чаю или к обеду. Я несколько раз наблюдала в приоткрытую дверь за Мансуром. Прежде чем постелить скатерть, он с серьезнейшей миной вертит ее и так и этак, всякий раз отступая назад и окидывая стол критическим взором. Наконец оптимальный вариант найден скатерть лежит поперек стола, изящно свешиваясь на пол, в то время как с двух узких сторон видны края дощатой столешницы. Одобрительно кивнув, Мансур заглядывает в потрепанную посудную корзинку, купленную по дешевке в Бейруте, — в ней хранятся разрозненные остатки столовых приборов. И тут его чело перерезает морщина. Вот она, главная проблема! Очень старательно, изнемогая от непомерного умственного напряжения, он кладет на каждую чашку с блюдцем по вилке, а слева от каждой тарелки добавляет по ножу. Потом снова делает шаг назад и, склонив голову набок, долго обозревает плоды своего труда, печально качая головой и вздыхая. Он чувствует, что сделал что-то не то. И чует его сердце, что до самого конца сезона не овладеть ему премудростью, скрытой в комбинации ножа, вилки и ложки. Когда к чаю он подает одну вилку, мы почему-то всегда требуем нож — а что, скажите на милость, можно резать за чаем?
С глубоким вздохом Мансур продолжает свои нелегкие хлопоты. Сегодня он твердо намерен всем угодить. Он снова смотрит на стол и кладет по две вилки справа от каждой тарелки, а в оставшихся свободными местах помещает где ложку, где нож. Тяжело дыша, расставляет тарелки, потом яростно сдувает с них невидимую пыль. И вот, чуть пошатываясь от напряжения, он отправляется на кухню доложить повару, что стол накрыт и можно доставать омлет из духовки, где он стоит добрых двадцать минут и успел засохнуть — но зато не остыл. За нами посылают поваренка Ферида. Он входит в гостиную с таким испуганным видом, будто произошла мировая катастрофа. Узнав, что всего лишь готов обед, мы облегченно вздыхаем.
Сегодня вечером Димитрий показывает высокий класс.
Мы начинаем с закуски, как в заправских ресторанах: яйца под майонезом, сардины, холодная фасоль и анчоусы.
Затем приступаем к фирменному блюду Димитрия — бараньей лопатке, фаршированной рисом, специями и изюмом.
Во всем этом некая тайна. Сначала приходится разрезать многочисленные нитки, после чего доступ к рису с изюмом открыт, но мяса что-то не видно. Лишь под конец, дойдя до костей, мы обнаруживаем собственно баранину. На сладкое у нас консервированный компот из груш (Димитрию категорически запрещено готовить десерт; единственное сладкое блюдо, которое он умеет готовить, заварной крем со жженым сахаром, все мы терпеть не можем). Когда компот съеден, полковник торжественно объявляет, что он научил повара готовить одну пикантную закуску. Мы заинтригованы. Нам приносят тарелочки с ломтем арабской лепешки, обжаренной в жире, с еле ощутимым привкусом сыра. Мы откровенно заявляем полковнику, что ожидали большего.
На стол подается рахат-лукум, прекрасные фрукты из Дамаска, и тут является шейх с вечерним визитом вежливости. Наши раскопки в Шагар-Базаре мгновенно изменили его финансовое положение — из безнадежного банкрота он может в любую минуту превратиться в человека, на которого посыпался золотой дождь. В связи с этим, как сообщили нам бригадиры, он нашел себе очередную жену — на сей раз из племени езидов, и по уши влез в долги — теперь все дают ему неограниченные кредиты. Настроение у шейха превосходное. Как всегда, он вооружен до зубов Небрежно сорвав с плеча винтовку, он ставит ее в угол и тут же демонстрирует нам достоинства только что купленного автоматического пистолета.
— Видите, какой замечательный механизм, — обращается он к полковнику, направляя на него дуло. — Все очень просто. Нажимаешь пальцем вот сюда — и сразу вылетает пуля за пулей.
Полковник страдальческим голосом спрашивает, заряжен ли пистолет. Еще бы! Какой смысл носить незаряженный пистолет? Полковник проворно пересаживается на другой стул. Чтобы отвлечь шейха от новой игрушки, Макс протягивает ему блюдо с рахат-лукумом. Шейх угощается от души, потом обсасывает кончики пальцев и одаряет нас лучезарной улыбкой.
— О, — говорит он, видя, что я держу «Тайме» и пытаюсь разгадать кроссворд, — так хатун умеет читать? Может быть, она и писать умеет?
Макс отвечает, что да, умеет.
— Какая ученая хатун, — говорит шейх уважительно, — Может быть, она умеет лечить женщин? Тогда мои жены зайдут к ней как-нибудь вечером и спросят совета.
Макс отвечает, что мы будем рады всем его женам, только хатун, к сожалению, не понимает по-арабски.
— Да ничего, как-нибудь договорятся, — не унывает шейх.
Макс спрашивает о его поездке в Багдад.
— Еще ничего не решилось, — говорит тот, — знаете, трудности — чисто формальные.
Мы же подозреваем, что трудности скорее финансовые.
Ходят слухи, что он уже спустил не только все полученные от нас деньги, но и хабар от рабочих из его деревни.
— Знаете, во времена эль-Барона… — мечтательно начинает шейх.
Но Макс ловко уводит разговор от мешков с золотом, спросив у шейха, где расписка о получении им от нас шестидесяти сирийских фунтов.
— Правительство потребует эту бумагу, — уверяет он.
Тут и шейх в свою очередь быстренько уходит от неприятной темы и говорит, что он привел с собой родича, у которого что-то стряслось с глазом. Тот ждет во дворе. Не могли бы мы осмотреть его и что-то посоветовать? Мы выходим наружу — там кромешная тьма.., рассматриваем глаз с помощью фонарика. Картина просто страшная — сплошное кровавое месиво. Мы говорим, что нужно немедленно обратиться к врачу. Шейх кивает. Его родственник собирается ехать в Алеппо. Не можем ли мы дать ему письмо к доктору Алтуняну? Макс усаживается писать письмо и, подняв голову, спрашивает:
