Семен Нагорный - Седов
Линник увидел его, понял. Сжал только губы, ничего не сказал. Седов сидел с закрытыми глазами.
Потом они грели на примусе банку с супом, которую принес Линник. Седов поднял ресницы, покачал головой: не буду.
Так они сидели всю ночь. Когда настал день, у Седова началась агония. Он дрожал, порывался встать, дыхание вырывалось из его груди с шумом. Он задыхался. Ему нехватало воздуха. Он хотел жить. Вытянув шею, открыв рот, он силился втянуть воздух, которого ему было мало. Поэтому он поднимался, не хотел лежать и с последним вздохом прохрипел:
– Линник, Линник… поддержи… Так он умер.
Матросы накрыли его лицо чистым платком. Они похоронили Седова над морем, на крутой, обледенелой оконечности острова Рудольфа, выдолбив киркой неглубокое ложе и завалив могилу камнями. Крест они соорудили из двух лыж, принадлежавших Седову при жизни. На могильный холм матросы положили флаг, который был предназначен для другой цели: его Седов хотел водрузить на полюсе.
Матросы постояли у могилы и пошли на юг. Здесь нечего им было делать. Но задержал Фрам. Присев на задние лапы, верный пес завыл. Пустошный заплакал.
Линник сказал:
– Подождем.
Фрам стонал над могилой Седова. Матросы крикнули на него. Он поднялся, перешел на другую сторону холма и снова начал.
Линник и Пустошный звали его. Он не глядел на них.
– Догонит, – решили матросы и ушли.
Фрам выл. Тогда они вернулись к могиле, хотели поймать его. Он отбежал от них. Матросы взяли из мешка собачьего корма дня на три и положили перед Фрамом.
– Вот дурень…
– Как человек.
Нарты ползли на юг. Еще два или три раза услышали Пустошный и Линник печальный плач Фрама. Они надеялись, что собака испугается одиночества, догонит их. Но этого не случилось, и больше никто не видел верного Фрама.
Нарты ползли на юг. Нелегко пришлось спутникам Седова на обратном пути. Но все же они пришли в бухту Тихую, где стоял во льдах «Фока». По рассказам матросов и по дневникам члены экспедиции сделали заключение, что Седов погребен на юго-западной оконечности острова Рудольфа – на мысе Бророк {69}.
Через пятнадцать лет после смерти Седова к мысу Бророк подошло судно. Это был ледокольный пароход «Георгий Седов». Спустили шлюпку. Несколько человек вышло на берег. Берега острова Рудольфа обрываются в этом месте круто. Люди разбрелись. Перекликаясь между собою и советуясь, они искали могилу Седова. Поиски были безрезультатны. С глетчера, который обрывается в море на мысе Бророк, постоянно обваливаются глыбы. Они уносят в своем падении землю и камни. Прошло много лет после смерти Седова. «Должно быть, прах его унесен в море», решили люди с ледокола. Они собрались над обрывом. Двое из них положили на скалу мраморную памятную доску. Родина помнила о Седове. Все обнажили головы.
Седов, Линник и Пустошный перед отправлением в поход к Северному полюсу.
Потом советские моряки сошли к шлюпке и вернулись на судно.
Прошло еще несколько лет. Остров Рудольфа стал обитаем. Уже и мечта Седова исполнилась – русские люди навсегда утвердили свой флаг – красный флаг страны социализма – на вершине мира. Однажды жители острова сделали находку. Они нашли среди обледенелых камней деревянный шест с заостренным концом и с медной муфтой, на которой было выгравировано неумелой рукой: «Sedov Pol. Exped. 1914». Это был флагшток, который намеревался Седов водрузить на полюсе. Здесь же оказались обрывки флага, оставленного матросами на могиле начальника. Теперь это были коричневато-зеленые лоскутья и комки, напоминающие мох или истлевшую кору. Не лучше выглядели обрывки меховой одежды, веревок и брезента. Все вместе весило не более двухсот граммов. Поблизости лежал коричневый от ржавчины топорик с треснутым топорищем.
Все это было найдено не на мысе Бророк, где предполагалась могила Седова, а на мысе Аук, который находится в нескольких верстах к северо-западу от первого. С тех пор считают, что Георгий Седов был погребен на мысе Аук.
ЭПИЛОГ
«…Когда мы зашли в салон, то нас поразил беспорядок, разбросанные вещи… В каюте Седова – на нарах Кушаков, Визе и Павлов; в каюте Визе – больной Лебедев, Кизино и Пищухин; Пинегин спит на диване в оленьем мешке… В каюте Павлова – метеокабинет. Тут же навалена дичь. Три каюты разломаны. Коноплев и Коршунов лежат в бывшей каюте доктора – больные. Я устроился в каюте Пинегина, Линник под Инютиным. В коридоре на стенах – снег. На полу много сору и воды. Все смотрят как-то угрюмо…» {70}
Так описал матрос Пустотный обстановку на «Фоке» 19 марта 1914 года, когда вместе с Линником он вернулся из трагического похода полюсной партии. В их отсутствие умер от цынги механик Иван Андреевич Зандер.
Без Седова жизнь на «Фоке» была безрадостной. Исчезла дисциплина. С каждым днем обострялись отношения между Кушаковым и другими членами кают-компании. Матросы ненавидели Кушакова.
30 июля «Фока» покинул бухту Тихую, а в конце августа пришел в Архангельск. Обратное плавание «Фоки» было весьма тяжелым. Не было топлива – «Фока» постепенно сжигал самого себя: обшивку, стеньги, бимсы,[26] мебель.
Во время этого похода произошел взрыв возмущения команды против Кушакова. После того как он ударил Линника по лицу, матросы отказались подчиняться приказаниям и потребовали от командного состава «обращения, которому вас учил покойный начальник» {71}.
Когда корабль экспедиции прибыл в Архангельск, то почти первым побуждением местных и петербургских властей было – расследовать, не убит ли Седов матросами Линником и Пустошным. Родилась версия, казавшаяся правдоподобной: Седов отправился из бухты Тихой к полюсу в сопровождении двух «простых» матросов; известный своей настойчивостью, лейтенант Седов, должно быть, шел на север и вел за собой матросов, невзирая ни на какие трудности; матросы могли убедиться, что им грозит смертельная опасность в случае продолжения похода, и, зная, что Седов назад не повернет, могли сговориться и убить его…
К счастью, следствие очень скоро привело к полной реабилитации смелых товарищей Седова. Матросов отпустили…
Никто не назвал истинных убийц Седова. А между тем они продолжали содействовать его гибели и после отправления «Фоки» из Архангельска. В 1913 году нужно было послать Седову обещанный вспомогательный пароход. Комитет, возглавляемый Сувориным, заявил, что деньгами для этого он не располагает. Министры – морской, финансов, торговли и промышленности – с полным единодушием высказались против оказания помощи Седову. Пароход послан не был {72}.
В следующем году возник вопрос уже не о вспомогательном судне с углем, а о спасении Седова {73}. О судьбе экспедиции Седова, а также двух других экспедиций, исчезнувших без вести, – Русанова и Брусилова {74}, – заговорили в русской и иностранной печати. Престиж правительства требовал на этот раз организации широких спасательных работ.
Несколько месяцев длилась междуведомственная переписка {75}. Среди других бумаг, сохранившихся по этому делу, обращает на себя внимание доклад генерал-лейтенанта Жданко в главный морской штаб. Командовать спасательной экспедицией было предложено ряду высших морских офицеров: капитану 1-го ранга Коломейцеву, капитану 2-го ранга Новопашенному, капитану 1-го ранга Вяземскому, отставному контрадмиралу Цвингману, Трояну, Иванову 6-му, Паттону и др.
«Что касается лиц, которым предложено принять на себя начальствование экспедицией, – писал Жданко, – то все просили время на размышление, а затем все отказались… В заключение считаю долгом сказать, что из сношений с нашими морскими офицерами я не мог не видеть, насколько непопулярен, чтобы не сказать более, Седов среди них, и я очень сомневаюсь, чтобы нашелся русский морской офицер, который по доброй поле отправился бы на розыски Седова».
Конечно, не характер Седова возбудил к нему ненависть в этой среде. С многими из перечисленных господ он, наверное, и знаком не был. Благородные каперанги и контрадмиралы мстили Седову за его смелость и ум, за то, что этот «выскочка» из крестьян не захотел выслуживаться перед начальством, а предпочел служить родине.
Спасательная экспедиция все же была снаряжена под командой Ислямова {76}. Это было широко задуманное (несколько пароходов, радио, самолет), но запоздалое предприятие. Пароход с углем, посланный Седову во-время, обошелся бы в десять раз дешевле.
Те, кто погубил Седова, устроили соответствующую встречу его спутникам.
Комитет, расплатившись с офицерским составом, не нашел денег, чтобы уплатить жалованье матросам. Команда «Фоки» голодала в Архангельске, как будто здесь было продолжение зимовки. 30 сентября матросы обратились с телеграммой к царю.
