Эдвард Радзинский - Цари. Романовы. История династии
Всю жизнь старые друзья были тесно связаны друг с другом. Когда Зиновьев в 1919 году возглавил Коминтерн, он берет к себе заведующим отделом своего друга Г.И. Сафарова. После смерти Ленина глава Петрограда Зиновьев укрепляет свой тыл. Верного Сафарова он делает руководителем партийной газеты «Ленинградская правда». И когда Сталин наградил Зиновьева кровавым «пинком в зад», расплатиться пришлось и Сафарову.
Из письма С.И.Пожарского (Ростов-на-Дону): «В „Огоньке“ напечатан ваш материал „Расстрел в Екатеринбурге“ и там на фото есть Сафаров. Поскольку вы в материале, то, может быть, сможете сказать мне, что с ним было дальше. Объясняю. В 1941 году, в Саратове в одной камере со мной сидел Сафаров. Весьма примечательная личность. С его слов: был при Ленине то ли секретарем, то ли библиотекарем в эмиграции… был делегатом какого-то съезда партии и редактором газеты. А затем долгие годы был свидетелем почти во всех „делах“ 1937-го и т. д. годов. Сообщите два слова: он это или нет, мой сокамерник?»
«Условленный с Москвой…»Итак, Свердлов и Зиновьев – такова в Москве могущественная поддержка уральских якобинцев, мечтавших о расправе над Романовыми. Поддержка при главной встрече Голощекина – встрече с Лениным.
Могло ли не быть этой встречи? Мог ли Голощекин – член ЦК, руководитель гибнущего Урала, где, по словам Ильича, решалась судьба всей большевистской власти, хозяин Царской Семьи – быть не принят Лениным? И то, что в биохронике вождя нет этой встречи, лишь доказывает понятное нежелание, чтобы о ней знали.
Два вопроса, касающихся Царской Семьи, должен был решить Голощекин на этой встрече: первое – условиться, что делать с царем, если Екатеринбург падет… Здесь колебаний не было. Тем более что можно было предъявить миру неоспоримые доказательства «монархического заговора», которые привез Голощекин. И другой вопрос – условиться о Семье.
Из письма Л. Шмидт (Владивосток):
«В журнале „30 дней“ (№ 1, 1934 год) Бонч-Бруевич вспоминает слова молодого Ленина, который восторгался удачным ответом революционера Нечаева – главного героя „Бесов“ Достоевского (Верховенский)… На вопрос: „Кого надо уничтожить из царствующего дома?“ – Нечаев дал точный ответ: „Всю Большую Ектению“ (молитва за царствующий дом – с перечислением всех его членов. – Э.Р.). «Да, весь дом Романовых, ведь это же просто, до гениальности!» – восторгался Нечаевым Ленин. «Титан революции», «один из пламенных революционеров» – называл его Ильич».
Убитый император отбрасывал тень мученичества на детей. Алексей и сестры могли тоже стать «живым знаменем». Мог ли не думать об этом тот, кто когда-то оценил «удачный» ответ Нечаева.
Так, приговаривая себя к смерти, Николай приговорил и всю Семью.
Видимо, заодно (ужасно писать это) была определена участь Эллы и всех алапаевских узников. И, конечно же, условились о щекотливом вопросе: как объявить о расстреле. Наверное, тогда уже было решено: официальное сообщение должно касаться только Николая. И родилась эта ужасная формула – кровавый каламбур – «семья эвакуирована в надежное место». Возможно, она принадлежала язвительному Зиновьеву.
Да, расстрел Семьи должен был пока оставаться секретом, но секретом Полишинеля. Троцкий прав: Ленин знал – опасность расправы за кровавое деяние должна была сплотить ряды большевиков в эти ужасные для революции дни.
При этом, предвидя возможный крах, правительство, конечно же, пожелало остаться непричастным к расстрелу. Решение о казни должно было исходить от членов Екатеринбургского Совета. Это было полезно: у казнивших царя уральцев оставалось только два выхода – победа над белыми или смерть.
Но, в отличие от кровавых романтиков Троцкого и Зиновьева, Ленин был прагматиком. Казнь царя и Семьи должна свершиться только в одном случае: если падет Екатеринбург. Иначе Романовы должны были по-прежнему оставаться козырной картой в будущей Игре с великими державами.
Видимо, тогда и был продуман механизм: сигнал к началу казни Семьи не должен был исходить от яростных уральских революционеров. Он должен быть подан извне. Кем? Это мы узнаем позднее.
Таковы должны были быть результаты этой беседы. И Ленин не мог не чувствовать ее исключительность: июль – страшный месяц для революционеров. В июле был когда-то казнен Робеспьер, повешены пятеро декабристов… И вот в июле наступал час возмездия. Сыну того, кто когда-то убил его брата. Вековая охота революционеров за русскими царями заканчивалась…
Видимо, обсуждение участи царя вызвало у Ленина определенные ассоциации. Во всяком случае, в эти дни, когда вокруг все рушилось, он вдруг заинтересовался исполнением «Декрета о снятии памятников в честь царей и их слуг» (9 июля он настойчиво ставит этот вопрос на Совнаркоме).
С удивительным энтузиазмом борется Ленин с каменными изваяниями Романовых.
Из воспоминаний коменданта Кремля П. Малькова:
«А вот это безобразие не убрали… – Ленин указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича… Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон. Ленин, Свердлов, Аванесов… и другие члены ВЦИК и Совнаркома… впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник…» (Фантастическая картина!)
Уже после смерти Ильича традиция продолжится. При уничтожении Вознесенского собора Кремля вскроют саркофаги, разденут останки спеленутых московских цариц и свалят их на телегу. И повезет их лошадка – через древнюю Кремлевскую Ивановскую площадь. На одной телеге – мать и жена Ивана Грозного, жены первых Романовых, мать Петра Великого. После смерти через дыру по доскам спустят их в подвал Архангельского собора.
Впрочем, через семьдесят лет начнут сбрасывать с пьедесталов уже памятники Ленину: насмешница-история!
Но вернемся в 1918 год. В Москве заканчивалась мучительная июльская неделя. Голощекин возвращался в Екатеринбург. Ильич уехал за город. Выходные дни он провел в Кунцеве – вместе с женой и сестрой. Он отдыхал.
Глава 14. Приготовление к убийству
В Екатеринбурге, в ожидании возвращения Голощекина, уже шла подготовка к концу Романовых.
4 июля состоялась смена коменданта. Авдеев смещен, и комендантом стал чекист Яков Юровский. Одновременно заменена вся внутренняя охрана внутри дома. Но внешняя охрана из приведенных Авдеевым злоказовских рабочих осталась.
Остался и муж сестры Авдеева, водитель автомобиля при доме – Сергей Люханов.
