Святослав Рыбас - Генерал Кутепов
Антибольшевистские силы юга России имели возможность весной восемнадцатого года сесть в германский поезд и к осени доехать до Москвы. Атаман Краснов предлагал Деникину совместное наступление в направлении Царицына и Воронежа.
Горько ехать в германском поезде по России?
Лучше было подождать англо-французского? Но будет ли он? Поступят ли от союзников войска? На это надеялись.
А пока Краснов договаривается с гетманом Скоропадским о совместных действиях против большевиков и привлечении самостоятельной Грузии, автономных Кубани, Крыма, Северного Кавказа, Добровольческой армии. О "единой и неделимой" ни слова. Ее судьба будет решаться после победы.
Но Добровольческая армия отворачивается от "сепаратистов", начинает борьбу за освобождение Кубани, чтобы иметь на юге широкую базу; поход на север ее не интересует.
Что ждет столь разных союзников?
Кутепов на месте убитого Маркова. Военный губернатор, командир бригады, корпуса. На Москву. Новороссийская катастрофа
Из Ростова добровольцы выступили в свой второй Кубанский поход. Первый Кубанский, он же Ледяной, уходил в историю. Против них было около ста тысяч штыков с огромными боевыми припасами со складов бывшего Кавказского фронта. Но теперь у них за спиной - не равнодушные, отводящие глаза казаки. Стало легче. Они испытали, что такое погибать в безнадежном бою и победить вопреки всему.
Через три дня после начала похода, в одном из первых боев был убит генерал Сергей Леонидович Марков, отважный, веселый, всегда шедший в самое пекло. Разрыв снаряда - и свет меркнет. Его хоронят, и слезы текут по обветренным офицерским лицам. Сколько еще впереди таких похорон? Никто не вернет Корнилова, Неженцева, Маркова...
Здесь же, под станицей Шевлиевской, Деникин назначает полковника Кутепова командовать Первой дивизией. Временно.
Он командовал дивизией месяц, был с ней в боях под станицами Великокняжеской, Тихорецкой, Кущевской. Под Тихорецкой после жесткого боя едва не был убит: большевики уже подняли над окопами белые платки на штыках, Кутепов со штабом подъехал к окопам, а оттуда вероломно открыли стрельбу, убив рядом с ним несколько человек.
День за днем Кутепов проводит на передовой со своими полками, с Корниловским прежде всего. Он делает то, ради чего живет. Он воюет за Родину.
Он холост, одинок, его жизнь принадлежит только ему.
Во сне к нему приходят погибшие. Или же он забывается тяжелым натруженным сном.
Он не был жестоким, не любил, когда исстрадавшиеся душой офицеры, те, у кого убили, сожгли, изнасиловали, распяли близких, вели личный счет убитым врагам, делая на винтовочных прикладах зарубки.
Через полтора месяца добровольцы взяли Екатеринодар.
Второй Кубанский тоже стал историей, и новые мертвые легли в землю.
В Екатеринодаре добровольцы с ужасом узнали, что могилы Корнилова и Неженцева были разрыты, тела подвергнуты глумлению и потом сожжены. Это небывалое обращение с павшими было одной из черт большевистской вольницы, поставившей себя не только за трещину, расколовшую народ, но и за грань христианской морали. Осквернялись могилы, испражнялись в церквах, стреляли в иконы, - стиралась память, отрезалась возможность вернуться к человеческим законам.
Вот как расправлялись с тремястами офицерами, содержащимися в трюме крейсера "Румыния" в Евпатории.
Смертников вызывали к люку. Вызванный поднимался наверх и шел к месту казни через строй матросов, которые срывали с него одежду и били. Затем офицера валили на палубу, скручивали ноги и руки и начинали медленно отрезать у живого человека уши, нос, губы, половой орган, руки. На залитых кровью досках лежал извивающийся обрубок с оскаленным кровавым куском мяса вместо лица. Только после этих мучений офицера сбрасывали в море, и он тонул, избавляясь от страданий.
Один из сподвижников Кутепова рассказал такой случай: "Однажды мы выбили большевиков из какого-то села Ставропольской губернии и разошлись по хатам. Я был вместе со своим большим другом, еще с Великой войны. Большевики совершенно неожиданно перешли в контратаку и застали нас врасплох. Кто в чем был, выскочил на улицу и помчался за околицу. Я тоже... Пока пришли в себя, пока подобрали все, прошло немало часов... Подхожу я к своей хате, а около нее лежит мой друг, раздетый догола, весь в крови... Глаза выколоты, все тело обезображено... Я как увидел это, так и пошел без оглядки. Иду и иду... Смотрю, а я уже в степи, в пшенице... Огляделся и вдруг вижу невдалеке небольшой шалаш, а около него две винтовки. Сторожевое охранение красных, а я с голыми руками... Заклокотало во мне, на весь полк полез бы... Подскочил я к винтовкам, схватил одну и заглянул в шалаш, а там сидят два красногвардейца.
- Ну-ка, товарищи, - сказал я, - прислонитесь друг к другу головами. И одним выстрелом обоих наповал... Отлегло от сердца".
Сколько еще будет крови, жестокости, отмщения. Пленных не брали. Это потом обе стороны будут обращать их в свою веру, во всяком случае использовать на фронте. Но тогда - некуда было брать. Расстреливали после каждого боя.
После одного из боев взяли в плен красных курсантов. Вывели на расстрел и поставили в ряд. Они не просили о пощаде, но попросили дать выкурить по последней папиросе. Им разрешили. Они выкурили.
- Теперь дозвольте нам спеть.
- Пойте.
Курсанты запели "Интернационал".
Офицеры, криво улыбаясь, слушали. Вроде бы пели русские люди. И мужественные, не пригибались. Волосы шевелились от их песни.
Им дали допеть, и стукнул залп, унося неприятное чувство.
Еще попадались среди красной стихии вот такие кристаллы и заставляли задумываться о будущем народа и страны. Нельзя было воевать только из мщения и ненависти. Нельзя было малым числом победить человеческое море.
Вскоре среди белых даже зародится какая-то странная гордость за русских большевиков. Их ненавидели, их расстреливали, но - были за то, чтобы Москва, хоть и красная, диктовала свою волю немцам и союзникам. В этом чувстве была самоубийственная мысль: ту силу добровольцы не смогут одолеть.
После взятия Екатеринодара прошло несколько дней, и был занят Новороссийск. Кутепова назначили Черноморским военным губернатором.
На что надеялся Деникин, выбирая на эту должность полковника, а не гражданского чиновника? Видимо, просто хотел иметь надежного человека и доверился житейской сметке Кутепова.
На Кутепова свалились заботы о финансах, самоуправлении, налогах, хозяйстве. Опереться было не на кого, губернские чиновники находились в безвестном отсутствии, а может, их уже и не было на этом свете. И гвардейский офицер одним из первых решений учреждает земство, без различия сословий, на самой демократической основе, как сказали бы сегодня. Именно без различий сословий. То есть Кутепов руководствуется не существовавшей до сих пор государственной практикой, а здравым смыслом. Вокруг губернатора постепенно складывается аппарат власти, с которым он постоянно спорит, защищает население от попыток взыскать новые налоги. Он не дает разгуляться спекулянтам, коих всегда в военном тылу возникает множество, сурово карает за грабежи, твердо утверждает смертные приговоры бандитам.
