Раян Фарукшин - Цикл произведений Родина
Смотрю вперед, в поле: высокая, почти в человеческий рост, трава, несколько неглубоких арыков, и все, поэтому окраина села просматривается неплохо.
Мы, десантура, находимся на юго-западной окраине Первомайского. Рядом, в пределах видимости, только бойцы из какой-то местной бригады специального назначения. Их немного. Вроде, даже меньше нас. А все остальные войска, окружившие этот небольшой населенный пункт, выстроились в два ряда на противоположной стороне села, со стороны Республики Дагестан. Пацаны говорят, что даже "Альфа" и "Витязь" прилетели, не говоря уже о других спецназах, СОБРах и ОМОНах. Заварушка, видать, готовиться не хилая. Ладно, поживем, увидим.
- Кэмэл, помоги-ка! - вытащил меня из полудремы голос Тагира.
- Че надо?
- Иди, я покажу.
- Ну чего тебе еще? - я плюхнулся на землю рядом с башкиром.
- Давай, запасную позицию для пулемета эсделаем. На всякий случай.
- Ладно, сделаем.
Мы принялись за работу. Суетились, подкапывали, подтаскивали ящики с патронами и гранатами, вылезали на внешнюю сторону вала - посмотреть, не слишком ли видно снаружи. Занимались обычным делом, да и время так, в процессе работы и повседневных разговоров, быстрее проходит.
- Мужики! - откуда-то взялся невысокий щуплый мужчина в штатском с большой видеокамерой на плече. - Вы чем занимаетесь? Вас для программы новостей заснять можно? Разрешение командования у меня имеется.
- Командир разрешил, говоришь? Ну, тогда, эснимай, эшто мне, жалко эшто-ли! - благородно развел руками Тагир.
- Ага, спасибо! - оператор неподвижно застыл на месте и стал водить своей камерой туда-сюда. К нему подошел еще один в штатском:
- Общий вид отсюда не надо, подробности снимай. Крупным планом. Лица, руки, пулемет, и снова руки. Выражение глаз. Постарайся поймать плевок, если будут плевать. Для острастки. И, чуть не забыл сказать, глаза - сделай крупняком, чтоб отчаяние сквозило во взгляде.
- Хорошо, как скажешь.
- Эй, бля, ешки-матрешки! Ты мне дашь эту херню или тебя вежливо кулаками попросить? - не отвлекаясь от работы, и не обращая внимания на незнакомцев и их съемки, прикрикнул я на башкира, в подтверждении своих слов запустив ему в живот небольшим камнем.
- Э, больно же! Ща ты, бля, вошка конская, ответку у меня полущишь, конина! - чертыхаясь, пулеметчик передал мне саперную лопатку.
- Напугал слона бананом! Ща как тресну саперкой по хребту! - у меня сегодня определенно хорошее настроение. - Ты понял, нет?
- А где этот козел молодой? Он мене ящик эфок обещал! - Тагир поискал глазами молодого, - Эй, обезьяна, ты эсюда притащишь свой хромую задницу, или может хощишь, чтоб я сам за твой задница пришел!?
- Не наезжай на братьев наших меньших! Вырастут, вставят тебе по самые, - я воткнул лопатку в землю и присел на корточки, - сам знаешь что. Фу, блин, затрахался уже! Перекурить надо, иначе я больше не жилец.
- Эй, корреспонденты! Дайте закурить! - повернулся к журналистам Тагир.
- Ну, закурить я вам не дам, но кассету с вашей руганью подарю. Все равно ее в эфир не пропустят, если только без звука, - опустив камеру, рассеяно выдохнул расстроенный телевизионщик. - Но без звука не интересно, и не поверят, что здесь боевые позиции, а не учения, вы же орете как жареные.
- А кого нам эстесняться? Этих чмырей дудаевских? - Тагир, вытерев пот со лба, серьезно посмотрел на оператора.
- Ладно, все равно, вам большое спасибо, и вот вам ваша кассета на память, - оператор нажал какую-то кнопочку и, вытащив кассету из чрева камеры, протянул ее мне. - А я лучше общий вид сниму: вертолеты над селом, БМП вон там, и как вы возитесь - тоже сниму, но только издалека. Через двадцать минут нам уже уходить надо, время истекает. Ну а вам, я здоровья желаю и долгих лет богатой жизни. Счастливо оставаться, матюгальники в погонах!
- Ну давай, пресса, эсчастливо, и напишите там, что десантура - эсамые крутые пацаны! - попрощался Тагир, а я добавил:
- Вали-вали отсюда, пока не стемнело совсем, а то на ночь еще с нами захотите остаться, и охраняй вас тут.
- До свидания, - второй журналист демонстративно похлопал в нашу сторону в ладоши и пошел вслед за своим товарищем, - нам пора!
- Ладно, спасибо за кассету!
- Э, иди-ка сюда, щегол! - услышал я рык взводного и обернулся. К счастью грозный оклик был не ко мне, а к одному из парочки молодых, впервые выехавших на боевые. - Ты почему оружие бросил?
- Да я это, я в туалет ходил, - попытался отмазаться молодой.
- Ты че, салага, ты че, бля, меня не понял что-ли? - взводный, подойдя к молодому вплотную, слегка ударил его лбом в лоб и сильно ткнул пальцем в грудь, - Я, бля, кому говорил: "Оружие где попало не бросать!". Я тебе говорил, или страусу? Ты посмотри сюда! Тебя нет, а твой автомат лежит прямо в куче дерьма! Ты зачем оружие бросил в грязь? Да еще и затвором вниз! Я тебя последний раз человеческим голосом прошу: оружие без надзора не оставляй! Посеешь автомат - я тебя сам урою на месте. Понял?
- Так точно, понял, - промямлил молодой дрожащим от беспокойства голосом.
Взводный оттолкнул молодого, покачал головой и пошел дальше по окопу. Пройдя несколько метров, он неожиданно обернулся и показал провинившемуся салаге кулак, своим испепеляющим взглядом чуть окончательно не доведя того до паники, - молодой стоял, как вкопанный. Взводный что-то прошептал, отвернулся, и неспешно пошел дальше. Дойдя до своей ячейки, он сел на ящик с патронами и повернулся ко мне:
- Кэм, давай сюда.
Я кивнул головой, быстро спрятал видеоподарок, прихватил автомат и, сделав несколько стремительных шагов, приблизился к командиру.
- Садись! - офицер слегка коснулся ящика носком ноги. - Садись ты, садись! Как дела? - как-то более мягко, по-дружески спросил он меня. Пока я думал что ответить, взводный прищурился и, глядя на низкое угрюмое небо, прошептал:
- А звезды тут, на военно-полевом дагестанском небе, интересно, такие же, как у нас или нет? Такие же, как в Москве, в Питере, в Курске, в Свердловске? Такие же, или другие? Абсолютно другие, или немножечко другие?
- Я не знаю, - не задумываясь, ответил я.
- А кто знает? Луна?
- Не знаю, не думал никогда.
- А я вот думал, и сейчас сижу и думаю. Отстраняюсь от войны, отдыхаю, расслабляюсь, - он почесал кончик носа, - дышу свободой. И как только начинаю об этом думать, сразу вспоминаю дом, в котором я вырос, родной двор, родные улицы, родные деревья, родное небо и родные звезды. Странно это как-то.
- А, ничего странного. Все мы - люди. И иногда так хочется чего-то земного, теплого: ласки, любви, тишины, уюта, спокойного сна. Так хочется, что сил больше нет. Хочется поверить, что находишься во сне и сейчас, когда откроешь глаза, то окажешься дома, в мягкой кровати. Открываешь и, о ужас, а ты все так же лежишь на подстилке в палатке, наспех поставленной в морозном, бездушном, голом зимнем поле... Я, например, вижу один и тот же сон, как пластинку мне его заело. И ничего теплого в том сне нет, лишь одна одинокая смерть.
