Раян Фарукшин - Цикл произведений Родина
- Как, краповый?
- У нас пацана одного, краповика-спецназовца, духи положили. Так я его берет себе забрал.
Как, забрал?
Каспер побагровел и затрясся. Под воздействием алкоголя, он не мог контролировать движения и раскачивался из стороны в сторону. Все присутствовавшие при разговоре одобрительно посмотрели на Каспера и недоуменно уставились на человека, по мнению абсолютного большинства, поступившего не правильно. Тот, с важным видом, по всей вероятности, не осознавая вины, гордо выпирал грудь. Каспер, одним невероятным прыжком приблизившийся к сопернику, замахнулся на него своим мизерным костлявым кулачком, но ударить не смог. Руку перехватил Бабай:
- Тихо, тихо, ну что у вас за манеры, как что, сразу в морду бить! Успокойтесь, здесь все свои, все - как братья родные! А вы, че, войны вам мало было?
Бабай был, если так можно сказать, самым старым, то есть самым старшим по возрасту из всех собравшихся сегодня на День Памяти "чеченцев", за что, понятно, и получил такое уважительное прозвище. Он по-дружески полуобнял Каспера, но тот не унимался, отрывисто хрипя: "Козел, да ты, идиот хренов, ты вообще в армии служил?! Да я тебя, я тебя здесь закопаю, на месте! Да ты не хрена не служил! Идиот, да ты не был на Кавказе никогда, там таких козлов быстро на место ставят! Не воевал ты!" Каспер повернулся лицом к толпе и громко выдал:
- Пацаны! Мужики! Братья! Да он, сволочь такая, краповый снял с нашего брата! Кра-по-вый! Священный, понимаете! Недостойный! Он - "недостойный!"
Так Каспер, сам того не подозревая, навечно заклеймил провинившегося прозвищем-печатью - "Недостойный".
Каспер, тоже ветеран первой кампании, был старше Недостойного на три года, но высоким ростом и физической силой не отличался, да и контузия, кривым рубцом оставившая след на его облысевшей голове, давала о себе знать. Недостойный, участник второй чеченской, был намного выше, сильнее и трезвее Каспера, поэтому чувствовал свое преимущество: "Иди сюда! Я сделаю то, что духи с тобой сделать не успели!" Саид, такой же маленький и худой как Каспер, вылетел из притихшего в ожидании круга с поднятыми кулаками: "Ты, сволочь, недостоин здесь находиться! Я, таких уродов как ты, в Чечне мочил не задумываясь! Кто там был, знают! Мочил, и мочить буду!" Последние слова Саида незамедлительно подействовали на народ. Толпа разом нахмурилась, заскрежетала зубами и оскалилась в предчувствии скорой расправы над Недостойным. Ни Бабай, ни тоже вставший между зачинщиками потасовки Мистер Слай, уже не могли сдержать справедливого гнева бывших десантников, пограничников и мотострелков. Еще минута, и толпа будет готова расправиться с Недостойным.
Урод! Я те покажу, как нашего брата осквернять!
Сволочь! Если бы я там это увидел, завалил бы тебя на месте!
Каспер, поддай этому! Ему не берет, ему ведро надо на башку напялить!
Извинись перед нами, быстро!
И в эту, казалось бы, роковую для Недостойного секунду, когда яростно сверкавшая стеклянными глазами толпа замахнулась пятнадцатью кулаками для нанесения точечного удара, из динамиков всеми забытого радио вырвалось: "По вашим многочисленным просьбам звучит песня группы "Любэ". И радио, набрав воздуха в легкие, запело родным голосом Николая Расторгуева: "Комбат батяня, батяня комбат!" Мгновение спустя, орава разгоряченных местью мужиков уже забыла о происшествии и, встав в круг и обнявшись, загрохотала, сотрясая ночною прохладу хором разношерстных баритонов: "...за нами Россия, Москва и Арбат!"
О Недостойном забыли, словно его и не было. А он, отойдя в сторону, сел на мокрую траву и закурил. Напротив его глаз, всего лишь в метре, на каменной стене висел большой самодельный плакат - "5 августа. День Памяти солдат, погибших в СКВО" Недостойный, сидя прямо напротив надписи, не мог не смотреть на нее. Не знаю, о чем он думал, глядя на наполненные потом и кровью буквы, понял ли, что поступил недостойно, совершив такой поступок и, тем более, рассказав об этом на святом для всех ветеранов собрании. Осуждать человека за его деяния не в моих правилах. Бог ему судья.
"Комбат батяня, батяня комбат!" - толпа в едином порыве прыгала, то выкидывая сжатые в кулаки пальцы рук вверх, то обнявшись за плечи, опуская головы вниз. Люди, служившие в разное время и в разных местах, будто слились в единое целое, став похожими на монолит.
"Комбат батяня, батяня комбат!" - все в миг протрезвели и отчетливо проговаривали каждое слово любимой песни. Как будто не ходили с утра на работу и не устали. Как будто не ездили на кладбище и на памятник. Как будто нет морального груза на их плечах. А есть только эта песня, этот гимн. Как будто они только что все вместе вернулись "с боевых", и нет у них ни разницы в возрасте, ни в настроении, ни в социальном статусе.
"Комбат батяня, батяня комбат!" - устало шептал Каспер, кивая головой в такт движения автобуса, в коем мы, спустя полчаса, ехали домой. Саид размахивая левой рукой, то и дело задевал по затылку Мамонту, который, не обращая на такой изъян ни малейшего внимания, тоже повторял заклинание. Мамонт, по-жизни трезвенник, не пил и сегодня, но выглядел по-настоящему хмельным, видимо сама атмосфера дружеского вечера пьянила его впечатлительную натуру. Правой рукой Саид обнимал Недостойного, очевидно позабыв о недавнем инциденте. Недостойный был единственным безмолвным пассажиром нашего полуночного возвращения с затянувшегося мероприятия. Он так ни разу и не произнес слов песни, спасшей его от линчевания.
"Комбат батяня, батяня комбат!" - обнявшись на прощание, мы разошлись по домам...
(07.03.03)
