Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века
Об этих событиях наверняка много говорилось и в доме Августина, и он тоже их обсуждал, но при этом чувствовал, что душа его замерла и находится словно во сне. Его не радовали ни удачная карьера, ни перспектива семейной жизни, ни влиятельные знакомства при дворе. Уже не хотелось ни богатства, ни славы…
«Мирское бремя нежно давило меня, словно во сне», – рассказывает Августин, не понимая, как же ему выбраться из этих невидимых пут, избавиться от постоянной душевной маеты.
Учение Плотина отвратило его от манихейства, но и там чего-то не хватало… Он все чаще вспоминал слова апостола Павла, которые повторял в своих проповедях епископ Амвросий: Буква убивает, а дух животворит (2 Кор. 3: 6).
Но как же разум, знания, философские системы, и как можно понять то, что не видимо и загадочно, – дух?
Однажды Августина навестил дома Понтициан, земляк из Африки, которого часто видели в церкви. Он был удивлен, застав Августина за чтением Посланий апостола Павла. Разговор зашел о книгах, и Понтициан с большим воодушевлением стал рассказывать о египетском отшельнике Антонии. И еще о том, как книга о святом старце в корне изменила жизнь двух его товарищей, которые оставили своих невест и решили стать монахами.
Его рассказ заставил Августина остолбенеть от удивления, он ясно вдруг увидел весь «свой позор и грязь, свое убожество».
Как только земляк ушел, он кинулся к своему другу Алипию и воскликнул: «Что же это с нами? Ты слышал? Поднимаются неучи и похищают Царство Небесное, а мы вот с нашей бездушной наукой и валяемся в плотской грязи! Или потому, что они впереди, стыдно идти вслед, а вовсе не идти не стыдно?»
С ним случилось то, что называют душевным переворотом, в котором было и мистическое откровение…
Августин вдруг услышал детский голос, как будто из соседнего дома, повторяющий нараспев: «Возьми, читай! Возьми, читай!» Он вспомнил, что ведь и святой Антоний когда-то услышал в церкви божественное повеление, наугад раскрыл книгу Посланий апостола Павла и прочел первую попавшуюся на глаза главу…
Не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечение о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13: 13–14).
Это были такие слова, как будто апостол Павел хорошо знал все тайные закоулки жизни Августина и давал ему совет.
«Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений. Я отметил это место пальцем или каким-то другим знаком, закрыл книгу и со спокойным лицом объяснил все Алипию» («Исповедь»).
Отметина ногтем на пергаменте словно отделила Августина от всей предыдущей жизни.
Было лето, и Августину пришлось дождаться августа, когда в школах начинались виноградные каникулы, чтобы как следует обдумать свою новую жизнь.
В сентябре он отправился со своими близкими в городок Кассициак неподалеку от Медиолана, где один из друзей предоставил в их распоряжение виллу на каникулы.
С Августином были его мать Моника, сын Адеодат, друг Алипий, родной брат Навигий (еще у него была сестра, но о ней ничего не известно), два двоюродных брата – Ластидиан и Рустик, юный Лиценций, сын его благодетеля Романиана, еще один земляк из Тагасты – Тригенций.
Близкий друг Небридий тоже незримо присутствовал на вилле – через переписку.
Августину всегда было важно иметь рядом собеседников и слушателей. На вилле в Кассициаке он писал, а потом зачитывал вслух и обсуждал в своем кружке программные в плане смены мировоззрения трактаты: «Против академиков», «О порядке», «О блаженной жизни», «Монологи».
Это были своеобразные беседы с собственным разумом, попытка еще раз доказать то, что уже знала его душа.
Трактат «О порядке» Августин начал с описания простого случая. Он проснулся среди ночи, потому что услышал непонятный звук. Лиценцию тоже послышался шорох, как ему показалось – мыши, с постели поднялся и Тригенций. Втроем они обнаружили, что это осенние листья плотно забили деревянный желобок, по которому стекает вода.
Молодые друзья Августина благополучно заснули, а он подумал о том, что объяснение этому звуку нашлось в целой цепи причин, и стал размышлять о существующем порядке вещей, о вере и разуме.
Если позволяла погода, участники импровизированного философского кружка собирались на открытом воздухе или в купальнях, и это был маленький пир творческой мысли.
Беседа, которая стала основой трактата «О блаженной жизни», началась в Кассициаке в день рождения Августина, 13 ноября, и продолжалась еще два дня. Этот праздник вообще был необычным: именинник считал, что пищу нужно давать не плоти, а душе, и все делал не по правилам – он сам дарил гостям подарки, а гости устраивали угощение.
«Путь к Богу – это путь назад, к истоку», – написал он в этом сочинении задолго до того, как взялся за «Исповедь».
Августин решил не возвращаться после каникул в школу, к своей работе «языком на торгу».
«Пусть медиоланцы поищут для своих школьников другого продавца слов!» («Исповедь»)
Причина отказа от места, которую он озвучил для всех в Медиолане, была вполне правдива: у него возникла какая-то болезнь в легких, стало тяжело много говорить.
В эти дни в Кассициаке Августин как никогда внимательно прислушивается к своей душе, исследует свои чувства, как болезнь, осознавая свою внутреннюю раздвоенность.
«Откуда это чудовищное явление? Душа приказывает телу – и оно тотчас же повинуется, душа приказывает себе – и встречает отпор…»
Он готовился принять крещение, понимая, что только Бог может помочь ему обрести цельность и волю, стать самим собой. Вместе с ним в апреле 387 года крещение приняли его друг Алипий и пятнадцатилетний сын Адеодат – они вместе готовились к этому всю зиму.
Алипий даже прошел босиком по холодной весенней земле от Кассициака до Медиолана, исполняя свой аскетический обет.
Таинство Крещения совершил Амвросий, епископ Медиоланский, которого Августин всегда будет считать своим учителем. Но сам епископ вряд ли об этом догадывался – скорее всего, Августин остался для него сыном Моники, одним из его прихожан, он нигде не упоминает о нем в своих сочинениях.
«Мы крестились, и бежала от нас тревога за свою прежнюю жизнь. Я не мог в те дни насытиться дивной сладостью, созерцая глубину Твоего намерения спасти род человеческий…» («Исповедь»)
Вскоре после этого Августин решил возвратиться домой, в Африку. Он вернулся в главный дом – к Богу, к настоящему себе, и ему уже было не так важно, на какой земле находиться. Кроме одного места – где он родился и был к Нему ближе всего.
