Игорь Зотиков - Зимние солдаты
Прекрасный крылатый значок был моей единственной надеждой. Мне-то хотелось любоваться им, как полетами в небе моделей, мою причастность к созданию которых он обозначил. Я думал, что он обратит внимание Люси на меня, что все эти крылышки и авиационный пропеллер привлекут ее, и она мне улыбнется. Поэтому однажды, собрав всю свою волю, я вышел к ней на кухню, и начал говорить о самолетах, стараясь стать так, чтобы ей был виден значок, думал, что она спросит меня о нем. Но она просто не заметила его и была ко мне так же безразлична, как и прежде.
Я понимал ее, она была на год старше и иногда гуляла по улице с другими, старшими мальчиками. Среди них был даже один в форме военно-морской средней школы (были и такие до войны). И все они умели разговаривать с ней. Куда мне до них даже с моим значком. Я еще не знал тогда, что получу в жизни много разных значков, но их эффект будет таким же…
Когда подошло лето, мама, которая, наверное, все видела и все понимала, устроила меня на все летние каникулы на мою первую работу – инструктором авиамодельного кружка в одном из подмосковных пионерских лагерей. Мне сказали, что в мою работу не будут вмешиваться, но к концу первой смены мой кружок на лагерном празднике в присутствии родителей должен показать свои достижения.
Я очень переживал, боялся, что у меня ничего не получится, дрожащими руками покупал инструменты и материалы, готовился. Но все обошлось хорошо. Мы с ребятами из кружка по чертежам, которые я достал, склеили из тонкой бумаги огромный шар монгольфьер. В середине праздника мы развели в сторонке, с наветренной стороны от поля, где проходило гуляние, костер и стали наполнять шар горячим воздухом и дымом. Когда шар, к моему удивлению, наполнился и стал рваться из наших дрожащих от страха и волнения рук куда-то вверх и в сторону, мы отпустили его. И шар не сгорел, не перевернулся отверстием вверх, не упал, как предсказывали. Он взмыл вверх! Медленно и тяжело, накренившись на один бок, огромный – похожий на воздушный шар из книги «Таинственный остров», после того как у того оторвалась корзина – волоча за собой большую тень по земле, он словно нехотя перелетел все футбольное поле, на котором шел праздник. Но…, не успев набрать достаточной высоты, врезался в деревья на другой стороне. Впрочем, большего и не требовалось. Буря радостных воплей и аплодисментов ребят и родителей сказали нам, что мы победили.
Почти всю следующую после праздника ночь я не спал. Посреди ночи я был разбужен возбужденными голосами пионервожатых и громкими звуками какого-то фейерверка. Что-то странное творилось в воздухе над нами. Лучи мощных прожекторов метались по черному небу. В некоторых местах несколько таких лучей соединялись вдруг в светлые пятна, и в середине их можно было видеть яркие точки спокойно летящих самолетов, к которым тянулись с разных сторон, однако не нанося вреда, красные пунктиры медленно поднимающихся вверх огней. Воздух был наполнен звуками, дрожал от громких бум-бум-бум и та-та-та и тяжелого гула многих авиационных моторов, часть из которых ревела монотонно, а часть вдруг начинала визжать так, что казалось, источник этого звука должен вот-вот разорваться. Все это было необычайно интересно, но, к сожалению, скоро кончилось, и все разошлись спать возбужденные, в хорошем настроении. Никто из нас не видел раньше такой грандиозный авиационный парад, да еще ночью.
На следующее утро мы узнали, что немецкие войска перешли нашу границу, а немецкие самолеты бомбили многие города СССР. Началась война с Германией.
На следующий день, утром, начальник лагеря вышел к нам подпоясанный портупеей, на которой висел пистолет, и официально объявил о том, что началась война с Германией и наш лагерь закрывается. Через несколько дней вереница машин отвезла нас всех в Москву.
Наверное, не все лагеря вывезли в Москву так быстро, но наш был особый. Он принадлежал Министерству государственной безопасности, и в нем находились дети ответственных сотрудников этой организации. И я не уверен сейчас, что, ни случись войны, это учреждение не завлекло бы меня со временем в свои сети. Ведь попал я туда, потому что наша школа находилась в том же райкоме комсомола, что и Министерство, и этим воспользовалась мама, когда устраивала меня в лагерь. Попасть туда со стороны было невозможно, а, попав, ты уже навсегда, наверное, становился в какой-то степени своим. Так что война сослужила мне хорошую службу, разрушив способные в дальнейшем окрепнуть контакты с этим ставшим неприятным для меня, когда я поумнел, ведомством. До сих пор я иногда думаю, не стал ли бы и я сотрудником его со временем, не порви ураган войны эту мою связь, которой обе стороны в то время остались довольны…
Рассказ американского мальчика
Хижина бабушки. Времена депрессии. Прыжок на пальмовые листья. Заботы мамы. Индейская и христианская школы. Гонки улиток. Уроки рисования. Великая тетя Кора и ее рассказы. Переезд с ранчо в город. Разносчик утренних газет. Ночуем на берегу океана. Отец учит мастерить. Бойскаут. Встреча с самолетами. Узнаю тайну отца. Поездка на запад страны. Жизнь на ферме дяди. Спагетти в Сан-Франциско. «Наш отец уходит от нас!» Норма-спасительница. Начало войны с Японией. Соблазн стать летчиком
Совершенно неожиданно для меня самого, вдруг, благодаря совместной жизни с Бобом на его острове, возникла история моей жизни от рождения и до начала Великой Отечественной войны. Теперь, по замыслу, наступило время такой же истории моего американского друга. И я начну эту историю, как и свою, с острова Хакамок.
Почему Боб выбрал остров Хакамок, чтобы оставить здесь плоды своего труда, чтобы сажать здесь деревья вместе с другом? Почему эти сорок акров ободранного древним ледником острова – иногда негостеприимные, но всегда прекрасные – с хвойными и широколиственными деревьями, с удивительной жизнью диких зверей, а порой даже с опасностями так привязали его? Иногда ему казалось, что он почти знает ответ. Я думаю, что он сделал такой выбор, следуя требованию своей души быть ближе к жизни природы, к ее естеству.
Дальше я рассказываю эту главу словами Боба:
«Мальчиком я получал огромное наслаждение от прожигающего солнца, непролазных зарослей, апельсиновых деревьев в цвету, озер и маленьких ручьев, из которых можно было пить воду, зачерпнув ее ладонями. В Южной Калифорнии – стране песка, моря, неба, даже снега, все это было бесплатным и моим, или почти моим.
Хижина бабушки
– Ну, пожалуйста, мамочка! Ну разреши мне! Можно, мам?
И часто она сдавалась на мои уговоры, я хорошо умел ее уговаривать.
