Неизвестен Автор - В небе фронтовом (Сборник воспоминаний советских летчиц - участниц Великой Отечественной войны)
- Руфа, быстрей вылезай! Прыгай!..
Инстинктивно ощупав парашют, я машинально начала выбираться из кабины. Все еще не верилось, что придется прыгать Обеими ногами встала на крыло - в лицо пахнуло горячей волной, обдало жаром. Успела лишь заметить, что Леля тоже вылезает, и меня сдуло струей воздуха. А может быть, я сама соскользнула в темноту ночи, не знаю. Падая, дернула за кольцо. Парашют почему-то не раскрылся, и я камнем понеслась в черную пропасть. Ужас охватил меня. Собрав последние силы, я еще раз рванула трос. Меня сильно тряхнуло, и надо мной раскрылся белый купол. Приземлилась благополучно. В темноте ничего не было видно. Отстегнув лямки, я высвободилась из парашюта и, отбежав в сторону, поползла. На земле стоял сильный грохот - казалось, стреляли сразу со всех сторон. Где-то близко раздавались взрывы, что-то ухало, свистело. Я нашла воронку от снаряда и спряталась в ней.
Первое, что я увидела, был наш пылавший в небе "По-2". Он беспорядочно падал, разваливаясь на части. Мне он казался тогда живым существом, боевым товарищем, принявшим смерть без крика, без стонов, как и подобает настоящему воину. Несмотря на холод, мне было жарко, лицо горело, мысли путались. "Где я? Куда идти? А Леля? Где она? Что с ней?" В висках стучало. Почему-то назойливо лез в голову один и тот же веселый мотив из "Севильского цирюльника". Нужно было успокоиться, сосредоточиться на главном. Я прислонилась к краю воронки, стараясь ни о чем не думать. Неприятный холодок пробежал по телу. Мысли, наскакивавшие перед этим одна на другую, пришли в порядок. Прежде всего - определить, где восток. Но как? Звезды не просматривались, небо было закрыто облаками. Значит, по приводным прожекторам. Их было несколько, и все они работали по-разному. Сосредоточившись, я вспомнила, где каждый из них стоит и как работает. Начала считать повороты и качания лучей. Определившись, поползла на восток.
Мысль о Леле не покидала меня. Что с ней? Может быть, она ушиблась, сломала ногу и лежит одна, беспомощная? А может, ее схватили немцы? Я вспомнила случай на Кубани. Тогда мы ползли вместе. Вместе... как хорошо!..
Вдруг рука моя наткнулась на что-то холодное, металлическое. Предмет имел цилиндрическую форму. Я осторожно ощупала его и догадалась: "Мина!" Что же делать? Здесь минное поле. Я огляделась кругом, но ничего не увидела на -земле. Только сзади на небольшой горке, где я приземлилась, белел мой парашют.
Нужно ползти, ничего другого не придумаешь. Ползти, пока темно. И я снова двинулась в путь, шаря перед собой рукой, а потом палкой, как будто это могло спасти от внезапного взрыва. Вдруг передо мной возникла стена из колючей проволоки. Я попыталась подлезть под нее. И когда случайно посмотрела влево, то совсем близко при свете ракеты увидела небольшую группу людей - человека три-четыре. Они быстро шли, пригнувшись к земле, по направлению к белевшему в темноте парашюту. Я замерла на месте: "Свои или немцы?" Когда они прошли, я снова сделала попытку пробраться через проволоку. Долго возилась, исцарапала руки и лицо, порвала комбинезон. Наконец мне удалось преодолеть ее. Через некоторое время мне показалось, что впереди разговаривают. Подползла поближе, прислушалась. И вдруг совершенно отчетливо услышала русскую речь. "Свои!" Я встала и" громко крикнула: "Послушайте!" В ответ закричали: "Давай сюда, родная!" И сразу же другой голос: "Стой, осторожно! Тут мины!" Но я была уже в траншее.
Только тут я почувствовала, что устала. Ноги замерзли - унты были потеряны. На одной ноге остался меховой носок, другого не было. Его потом нашли и передали мне солдаты, ходившие к парашюту искать меня. По небольшому размеру носка они догадались, что на горевшем самолете летели девушки. Им, конечно, известно было, что на их участке фронта находится женский полк. В траншее меня окружили бойцы, дали горячего чаю, кто-то снял с себя сапоги и предложил их мне. Потом меня повели на КП. Мы долго шли по извилистой траншее, наконец пришли в блиндаж. Меня расспрашивали, я отвечала. Качали головой - чуть бы раньше прыгнуть, и снесло бы прямо к немцам. Ширина нейтральной полосы, на которую я опустилась, была не больше 300 метров. Они все видели: как загорелся самолет, как падал. Мне хотелось спросить о Леле, но я не могла решиться. "Почему они ничего не говорят о ней?" И, словно угадав мои мысли, кто-то произнес:
- А подружке вашей не повезло - подорвалась на минах.
Это сказано было таким равнодушным, привычным ко всему голосом, что я не сразу поняла. А когда смысл этих слов дошел до моего сознания, внутри у меня как будто что-то оборвалось...
Я автоматически продолжала разговаривать, слушала, что мне говорили, произносила какие-то слова... Но все окружающее перестало для меня существовать, все, кроме Лели. "Подорвалась... Леля подорвалась..."
- Она тоже шла через минное поле. Но там были мины противопехотные. А вы наткнулись на противотанковые, потому и прошли.
"Да, да... Я прошла... А вот Леля..."
Я ни о чем больше не могла думать. Меня куда-то повезли на машине, привели в землянку. Передо мной оказался генерал, о чем-то расспрашивал. Я что-то односложно отвечала ему, ничего не понимая, не переживая, как каменная. Генерал протянул мне стакан: "Пей!" Это был спирт. Покачав головой, я отказалась: "Не хочу". Тогда он решительно приказал: "Пей, тебе говорят!.." Я выпила его, как воду, но ничего не почувствовала. Пришла медсестра, дала мне снотворное, но я не уснула. На рассвете Лелю должны были вынести с минного поля. Уставившись стеклянными глазами куда-то в угол, я сидела и ждала. И опять в ушах звучал все тот же веселый мотив. Он преследовал меня упорно, навязчиво...
Часто приходила медсестра, что-то говорила мне. В моей памяти оставалось только то, что касалось Лели. Утром ее будут искать. Пошлют лучшего минера старшину Ткаченко и еще двух человек. Они принесут Лелю. А может быть, она жива?
Наступило утро. Лелю нашли, принесли. Я вышла из землянки посмотреть на нее. Она лежала на двуколке. Казалось, она спит, склонив голову на плечо. Я видела только лицо, все остальное было закрыто брезентом. Передо мной лежала Леля. Она была мертва. Ей оторвало ногу и вырвало правый бок. Все это я уже знала. Но ничто не шевельнулось во мне. Я равнодушно смотрела на нее, как будто это была не она, а груда камней.
Потом приехали девушки из полка. Меня обнимали, утешали. Я что-то говорила им. Сели в машину, я сняла сапоги - передать солдату. Кто-то укутал мне ноги. Когда я подъехала к дому, где мы жили, я сразу встрепенулась, заспешила и, выпрыгнув из машины, босиком побежала в свою комнату. Мне казалось, что Леля там, настоящая, живая...
Помню, как я лежала с открытыми глазами на койке и никак не могла уснуть. Приходили девушки, командир полка. Возле меня дежурили, давали мне какие-то порошки. Я послушно принимала их, но сон все равно не приходил.
