Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года
Убедившись окончательно, что ни одна петербургская коляска, ни одна придворная повозка для здешних дорог не годится, и потеряв на двух переходах пропасть лошадей, Главная квартира отсылает сегодня на быках свои экипажи, заменяя их легкими колясками, купленными в Бухаресте, и арбами на быках для тяжестей. Если бы я не спохватился в Плоешти, та же участь постигла бы и мою коляску с тою разницей, что добыть другую отсюда я уже не был бы в состоянии. Жара для моих глаз несравненно лучше ветра и, в особенности, сырости. На затылке у меня почти ничего уже нет, а на лбу и голове совершенно уже чисто.
Предположениями Мельникова касательно Плискова я доволен. Только вы оба все еще мне не объяснили, до какой цифры доходит смета постройки для Липского. Мне эту цену желательно уменьшить.
Больных в войсках наших мало, но есть несколько лихорадочных, тифозных и желудочных. Потеря в Никополе еще не определена с точностью, но полагают до 1200 выбывших из строя. Артиллерия наша действовала превосходно, потеряла много лошадей, но пополнила их из турецких. Криденер получил Георгия 3-й ст., а полковой командир (четвертой) офицерский Георгиевский крест.
Сейчас вернулся из Никополя Михаил Голицын. Великий князь Алексей Александрович уже слетал на паровом катере в Никополь и удостоверился, что мониторы турецкие (они не очень страшны и не первоклассные, но с хорошею артиллериею) могут быть исправлены в течение 3-х недель. Принялись за работу и надеются скоро плавать по Дунаю на них. Войска в возбужденном состоянии. Потери наши менее чувствительные, нежели предполагали: убитых всего 3 офицера (в том числе сын А. П. Озерова) и 280 нижних чинов, остальные 900 чел. ранены. В цитадели - неприступной, и которую по непонятной причине турки не решились защищать, нашли до 700 женщин и детей мусульманских. Вечером после сражения часть турок, в том числе несколько эскадронов с обозом, хотели пройти в Виддин. Их перехватила Кавказская бригада, и один из наших - осетин - вырвал знамя у турецкого знаменосца и его убил. Он получил Георгиевский крест, а говорить с ним никто не мог, когда его прислали сюда вместе с отбитыми знаменами - числом 5.
9-й корпус, оставив один полк (Козловский) в Никополе и уланский Бугский полк на р. Виде к стороне Вид-дина, идет за Балканы на Плевно и Ловчу. Несколько рискованно оставить наш правый фланг почти без прикрытия. Авось, турки в Виддине (их 35 тыс.) не будут предприимчивы.
Ожидаем движения турецкой армии из Шумлы на Николая Николаевича к Тырново. В то же время около 30 батальонов турецких заняли крепкую позицию и за р. Ломом, чтобы поставить наследника при его движении к Рущуку между собою и Дунаем. Надо ожидать сильного сражения у наследника завтра или послезавтра. Оно должно решить, будут ли турки продолжать держаться в поле пред Балканами или же запрутся в Ру-щуке и Шумле, сосредоточив свою полевую армию у Адрианополя.
Государю невтерпеж оставаться на месте, и несмотря на то, что было условлено между ним, Николаем Николаевичем и наследником, он не хочет ожидать здесь войска 4-го корпуса, а решил сейчас перейти завтра на р. [Янтра] к местечку Бела, где мы будем в 20 или 25 верстах от места боя. Опасаюсь, что не удержим государя и что он поскачет на выстрелы, зная, что они направлены против трех любимых сыновей. Вот результат фальшивого положения, в которое поставлена императорская Главная квартира с переходом нашим за Дунай. Авось, Бог увенчает успехом усилия наших бравых солдат и избавит Россию и императорскую фамилию от несчастья.
По всему видно, турки не выдерживают нашего решительного натиска в бою и боятся русского штыка и могучего "ура!". Пока идет пушечная и ружейная стрельба, они, стреляя метко из своего превосходного оружия, имеют преимущество над нашими войсками. Но как только раздается "ура!" и ринутся наши, так ряды турок слабеют и редко выдерживают штыковой натиск.
Посылаю тебе мою мнимую биографию, напечатанную в Вене в журнале "Danube", всегда на меня яростно нападавшем (редактор поляк, преданный грекам). Ты увидишь, какую тебе приписывают роль в моей политической деятельности. Вернее, если бы сказали, что ты - моя душа, моя нравственная сила, мой ангел-хранитель земной и что без тебя я, пожалуй, обращусь в тряпку. В депешах же и в дипломатической стряпне ты неповинна, хотя и зачастую была моим секретарем, это верно.
Целую ручки у матушки. Мой привет Екатерине Матвеевне. Обнимаю тебя, моя ненаглядная, и милейших деток тысячекратно. Благословляю вас. Мой поклон Нидман, Пелагее Алексеевне и Соколову.
Из Белы - когда Николай Николаевич признает возможным - перейдем в Тырнов. Кавказские дела все портят. Сегодня был такой ветер ночью, что не давал спать - рвало палатку. Беда на биваке иметь такой чуткий сон, как я. Твой любящий муженек Николай.
Я завтра дежурным, как нарочно для похода. Начальнику артиллерии также послан офицерский Георгиевский крест и по 4 солдатских креста на роту, штурмовавших укрепления. С наградами этими послан молодой Голицын (Миша). Видно, письмо жены Лори и его болезнь нервная тронули государя. Его отправляют в Петербург и Москву со знаменами, только что доставленными из Никополя. Горяинов говорит: "Нужно же в сорочке родиться, и даром прослывет за героя в России, тогда как здесь плакал на срам всей Главной квартире". Ainsi s' 1'histoire!*. Я успокоил Горяинова, сказав, что радуюсь за жену и отца Лори.
No 17
9 июля. Бивак на р. Янтре в с. Бела
Фельдъегерь, вчера прибывший в Главную квартиру, доставил мне письмо из Петербурга, но увы, ни строчки от тебя, моя бесценная жинка. На упреки мои фельдъегерь, мой старый знакомый, отвечал: "Душевно желал доставить вам письмо и два раза спрашивал жандарма Руденко, ответившего мне, что не получал письма из деревни". Зная, что пишешь исправно, заключаю, что вы хорошенько не знали дней проезда чрез Казатин фельдъегерей (таким образом лишь можно объяснить, что то приезжают они без писем, то доставляют два, а однажды даже три письма разом) и что доставка писем из деревни до станции не хорошо устроена. Чем дальше мы уедем в глубь Болгарии, тем важнее для меня получение твоих милых строчек. Ты знаешь мое благоразумение и покорность воле божией, а потому уверена, что я беспокоиться и волноваться не буду, но все-таки желательно не лишать меня этого утешения. Снеситесь с Руденко для точного определения дней проезда курьеров, и лучше высылать про запас за день, чем опаздывать. Хотя это идет вразрез с закоренелыми обычаями добрейшей матушки, любящей останавливать почту для запаздывающих писем, но ввиду того, что поезда остановить нельзя и что я далеко, надеюсь, что и она согласится написать заблаговременно, а не в последнюю минуту?!