Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам
У Аркадия Ваксберга возникли и другие вопросы:
«Не узнаем мы и о другом "пустякена какие всё-таки деньги две женщины жили несколько месяцев в совершенно чужой стране? Как и ещё об одном: зачем Эльза всё равно поехала в Англию, хотя к тому времени жених Андре Триоле давно уже переместился в Париж?»
Ответ на один из вопросов (на чей счёт мать с дочерью жили в Скандинавии?) можно найти в Биографическом энциклопедическом словаре 2001 года издания. Там на странице 140 сообщается:
«ВОРОВСКИЙ Вацлав Вацлавович (1871–1923), революционер, публицист и литературный критик, дипломат. С 1903 – большевик. С ноября 1917 – полпред в скандинавских странах».
Через полпреда (полномочного представителя) Воровского в ту пору проходили деньги партии большевиков, в том числе и так называемые «немецкие деньги», то есть те, что большевики получали от Германии для дестабилизации обстановки в России. Так что у Воровского и его скандинавского ведомства, располагавшегося в Стокгольме, были средства, которые можно было потратить и на поддержку тех, кто являлся с документами, выданными ВЧК.
Когда необходимые въездные визы были наконец-то получены, Елена Юльевна Каган и её дочь (по словам Бенгта Янгфельдта):
«11 ноября 1918 года… ступили на английскую землю».
Андре Триоле в тот момент успел съездить на остров Таити.
Бенгт Янгфельдт:
«В начале 1919 года в Париж вернулся Андре Триоле, но Эльза всё ещё оставалась в Лондоне…»
А петроградский журнал «Искусство Коммуны» 9 января 1919 года вновь вместо передовой статьи поместил стихотворение, которое называлось «С товарищеским приветом, Маяковский». В этом произведении, написанном по случаю годовщины Отдела изобразительных искусств (ИЗО), заявлялось, что, хотя сторонников у автора немного:
«… нас, / футуристов,
нас всего – быть может – семь»,
их число будет расти, а отдел ИЗО просуществует ещё как минимум сто лет:
«Поздравители / не хлопают дверью?
Им / от страха / небо в овчину?
И не надо. / Сотую – / верю! —
встретим годовщину».
Но до этой «сотой» годовщины надо было ещё дожить, а жизнь с каждым днём становилась всё сложнее. И всё опаснее.
Зинаида Гиппиус:
«Границы плотно заперты. В "Правде "ив „Известиях“ абсолютная чепуха. А это наши две единственные газеты, два полулистка грязной бумаги, – официозы…
Что пишется в официозах – понять нельзя. Мы и не понимаем.
И никто. Думаю, сами большевики мало понимают, мало знают».
Об обстановке, царившей тогда на улицах Москвы, можно судить по инциденту, случившемуся в канун Рождества. Банда во главе с Яшкой Кошельком (Яковом Кузнецовым) остановила автомобиль главы Совнаркома Ленина. Владимир Ильич назвал, конечно же, свою фамилию, но так невнятно, что нападавшие восприняли её как «Левин».
– Левин, так Левин, – сказал Яшка Кошелёк.
И у вождя большевиков забрали все бывшие при нём деньги, личный браунинг и автомобиль, оставив ограбленного Владимира Ильича и сопровождавших его людей мёрзнуть на улице.
Ленин таким отношением был очень оскорблён и решил отомстить нападавшим.
Субботний номер «Известий ВЦИК» от 25 января 1919 года сообщил:
«К борьбе с бандитизмом
Заместителю председателя В. Ч.К. тов. Петерсу
В виду того, что налёты бандитов в Москве всё более учащаются, и каждый день бандиты отбивают по нескольку автомобилей, производят грабежи и убивают милиционеров, предписывается В. Ч.К. принять самые срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитами.
Председатель СНК Н.Ленин (В.Ульянов)».
«Меры», притом «самые беспощадные», были, конечно же, тут же приняты. Об этом «Известия ВЦИК» объявили уже на следующий день:
«Москва на военном положении
Приказ № 157 Московского окружного Комиссариата по военным делам
25 января 1919 года
Па основании чрезвычайных полномочий, предоставленных мне постановлением СНК от 29 мая 1918 года об объявлении Москвы на военном положении, приказываю:
… расстреливать всех уличённых и захваченных на месте преступления бандитов.
Окружной военный комиссар Н.Муралов»
Приказ был издан, сотрудники ВЧК и милиции были подняты на ноги, но Яшка Кошелёк как в воду канул. Найти его чекистам так и не удалось. Поэтому каждый, кто мог, старался вооружиться.
В Северной Коммуне ещё 22 марта 1918 года Моисей Урицкий издал приказ, согласно которому гражданам предлагалось в трёхдневный срок зарегистрировать имевшееся у них оружие. Такое оружие у Маяковского было, и 1 февраля 1919 года он получил в Петербургском (так указано в документе) комитете РКП удостоверение за номером 12, в котором говорилось:
«Пролетарии всех стран соединяйтесь!
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Дано Гражд. В.В.Маяковскому на право ношения и хранения револьвера системы велодок без №.
Подпись владельца оружия В.Маяковский».
Орфографические ошибки этого документа отражают стиль того времени. Карманный револьвер велодог (а не велодок!) создавался для защиты велосипедистов от уличных собак (отсюда и его название), а когда животные к велосипедам привыкли, стал оружием самообороны. Надо полагать, что и до этого Маяковский носил с собой этот велодог, но нелегально. С 1 февраля 1919 года поэт стал вооружённым с разрешения властей.
Оплеуха футуристам
10 января 1919 года лондонские газеты опубликовали сенсационную новость: «Мы захватили в плен первого лорда большевистского адмиралтейства». По британским понятиям именно так можно было назвать взятого на миноносце «Спартак» члена РВС Республики Советов и заместителя наркома Троцкого по морским делам Фёдора Раскольникова. Его как раз доставили в Лондон.
В Москве об этом деле мало кому хоть что-то было известно. Поэтому москвичи обсуждали местные новости, одна из которых заключалась в том, что в кафе «Домино», располагавшемся в доме № 18 по улице Тверской, сменились хозяева. Прежний владелец эмигрировал, и ставшее бесхозным помещение отдали Союзу поэтов, который, как мы помним, возглавлял Василий Каменский. Ему захотелось, чтобы «Домино» стало кафе поэтическим. О том, как происходило то становление, рассказал Матвей Ройзман:
