Кэтрин Хепберн - Я. Истории из моей жизни
— Н-ну…
— Позвоните Джо Энн, пусть она спустится к нам.
— Кто такая Джо Энн?
— Парикмахерша. Джо Энн Оджер. Впрочем, лучше, наверно, будет, если мы сами к ней поднимемся.
В двери появился мужчина — лет пятидесяти, очень похожий на Бэрримора.
Вежливо: «Ага, вы, значит, уже приехали».
И смотрел на меня острым взглядом.
— Здесь слишком многолюдно. Выйдем в коридор. Я хочу вам кое-что сказать.
— Идите же, — ободрил меня Джордж.
Мы вышли с ним в коридор. Он улыбался. И был очень сердечен, доброжелателен.
— Ваша просьба мне чрезвычайно понравилась. Вы станете большой звездой.
Потом посмотрел на мои глаза, сунул руку в карман и достал оттуда маленький пузырек. Затем сделал круглыми свои глаза и многозначительно улыбнулся. Очень доверительно.
— У меня такая же проблема. Попробуйте-ка это… Две капли… на каждый глаз.
— Мистер Бэрримор, мне что-то попало в сам глаз. Вот уже три…
— Да, дорогая. Я знаю… попробуйте.
И он удалился.
Я вернулась в кабинет.
— У вас, случаем, нет знакомого офтальмолога?..
— Ну а теперь, пожалуй, идемте знакомиться с Дэвидом… а потом подстрижем вам волосы.
И Джордж энергично вышел из комнаты. Мы — вслед за ним.
Пришли к Селзнику, который был чем-то очень занят и только и сказал: «Чудесно… Чудесно». Подумал же, вероятно, другое: «Так вот, значит, что мы имеем…»
Потом мы прошли в дальний конец киностудии, где располагались парикмахерские и гримерные.
Очень быстро мне обрезали волосы, оставив ровно столько, чтобы можно было сделать завивку. Главной гримерши на месте не было.
Потом обратно в кабинет Кьюкора. Вечерело. «Что ж, значит, до завтра. В девять. Мы проведем… Впрочем, я вам позвоню».
— У вас, случаем, нет знакомого глазного врача? У меня что-то…
И не осталось никого, к кому можно было бы обратиться. Джордж и его свита ушли. Все исчезли.
День закончился. Лора и я вышли из офиса. На улице стоял какой-то мужчина.
— Прошу прощения. У вас, случаем, нет знакомого глазного врача? Мне что-то попало в глаз.
— Представьте себе, есть, дорогая. Вам повезло. Я сам врач.
— Глазной?..
— Нет, я хирург. Я здесь недавно. Приехал из Нью-Йорка. Но у меня есть кабинет.
Он достал из кармана визитную карточку.
— Уилшир, кажется.
— Я не… Мы совсем не знаем города.
— Я на машине. Хотя не уверен, что смогу ее сейчас найти. Впрочем, попробуем, а?
— О, вы так любезны. Вы думаете, что сможете извлечь это?
— Постараюсь. Меня зовут Сэм Хиршфельд.
— Кэтрин Хепберн… Лора Хардинг.
Мы сели в его машину и поехали… Отыскали Уилшир… Нашли его офис. Я легла на стол. Он закапал мне капли. И стал «пробовать». И очень быстро сдался.
— Тут нужен специалист. У меня нет нужных инструментов.
Он взялся за телефон и стал звонить. Я не знала, кто он. Любой врач, вероятно, определил бы, кто он. Кого, черт возьми, он отыщет?
Наконец он дозвонился до женщины-врача, которая задержалась в своем кабинете. Да, она примет. Мы поехали в Лос-Анджелес. Припарковали машину.
Врач осмотрела меня. В глазу сидели три острых металлических кусочка, как иголочки. Было слышно, как они кляцнули о ее щипчики. Она извлекла их. И — морг! морг! — заморгала я глазом. Потом врач наложила на глаз повязку. Дала таблеток.
— Может случиться, что будет больно, когда перестанет действовать обезболивающее средство.
Добрый врач довез нас до самой гостиницы «Елисейская» в Голливуде. Заказать ужин в номер мы уже не могли: было слишком поздно. Нам принесли наверх только сандвичи с куриным паштетом. И мы завалились спать.
На следующее утро я пришла на киностудию с повязкой на глазу. Разумеется, в таком виде не могло быть и речи о пробе — в гриме, с новой прической и костюмом.
Первые фильмы
«Билль о разводе»
«Билль о разводе» должен был стать моей первой кинокартиной. Джон Бэрримор играл моего отца. Билли Берк мою мать, Элизабет Паттерсон мою тетю, а Дэвид Меннерс — моего жениха. Снимал картину Джордж Кьюкор.
Съемки начались со сцены вечеринки, которую давала моя мать. В длинном белом платье я пронеслась вниз по лестнице прямо в объятия Дэвида Меннерса. За мной следовала Лора Хардинг. Она споткнулась, и сцену пришлось переснимать. Джордж был в ярости.
О Боже, неужели я забыла рассказать вам, как мы провели второй день в Голливуде? Некто Карлтон Берк — авторитет в конноспортивных кругах — был поклонником Лоры. Он снял для нас красивый маленький домик во Франклин Кэнион. Мы пошли взглянуть на него. Там мы встретились с Карти Берком. С ним была женщина, какая-то миссис Фербенкс. Дом нам понравился. Не очень импозантный, но симпатичный и удобно расположен.
Миссис Фербенкс пригласила нас прийти к ней на обед в пятницу вечером. Я отказалась, сославшись на то, что никогда не ужинаю вне дома, и хладнокровно сменила тему.
На самом же деле я подумала: «Дама скучноватая, так что не стоит ничего затевать».
Когда Карти и миссис Фербенкс ушли, Лора весьма язвительным тоном воскликнула:
— А ты знаешь, кто это была?
— Ты имеешь в виду миссис Фербенкс?
— Да. Это Мэри Пикфорд.
— О Боже!
К счастью, позже она позвонила и пригласила нас снова.
И я, вся трепеща от волнения, любезнейшим тоном проворковала:
— О, как замечательно… Да, конечно… Как мило, что вы беспокоитесь о нас.
Мы оделись как на парад и отправились к Пикфорд.
Можете себе представить? Пикфорд — в первую же неделю своего пребывания в стране кино!
Я сидела рядом с Фербенксом, Лора — рядом с Мэри. Карти Берк тоже был там. Мы просмотрели фильм, очень смешной. Вот оно, настоящее большое Кино. Пикфорд была очаровательна.
Больше нас туда не приглашали. Ни разу, представьте!
Так я получила урок. А именно: следи за тем, что говоришь и с кем. Вы можете не знать, с кем разговариваете.
Безо всякой раскачки мы приступили к съемкам картины.
Я уже рассказывала, как познакомилась с Кьюкором и Бэрримором. Мы быстро сделали пробы причесок, грима, эскизы костюмов. По плану предполагалось сначала снять все сцены Бэрримора и побыстрее освободить его, то есть сэкономить деньги — он дорого стоил.
Мы, повторяю, начали со сцены вечеринки, так что можно было задействовать весь состав актеров. Потом снимали эпизоды с Бэрримором. Первой была сцена его приезда в дом. По сценарию он, покинув лечебницу для душевнобольных, являлся в свой дом.