Памела Трэверс - Московская экскурсия
Осенью 1932 года И. Ивенс вернулся в Москву. Фильм был готов к 1 октября. Окончательный монтаж делали на студии «Межрабпомфильма», которая находилась на окраине Москвы на месте нынешней киностудии имени Горького. Именно там и произошла встреча П. Л. Трэверс и анонимного режиссера. «Киностудия находилась в нескольких милях от Москвы», — пишет Трэверс и сообщает, что возвращается оттуда на трамвае. Но с кем именно она встречалась? С самим Йорисом Ивенсом? Тогда почему она называет его англичанином из Бирмингема? Снова шифровка? Может быть, они с Ивенсом и правда встречались в Англии? Это вероятная гипотеза: известно, что голландский режиссер снимал в 1932 году в Лондоне демонстрацию рабочих. Эти кадры должны были стать вводной сценой фильма о Магнитке. Но все же это не делало его «англичанином» в полном смысле слова. Нет ли других кандидатур? Оказывается, есть. Съемочная бригада фильма была интернациональной, помимо голландского режиссера и его русских помощников там были еще знаменитый австрийский композитор-коммунист Ганс Эйслер, написавший музыку к фильму, и... ассистент звукооператора англичанин Герберт Маршалл. Ивенс характеризует его так: «Долговязый лондонский парнишка, учившийся в Киноинституте»[86]. Видимо, именно он и встречал на студии странную английскую туристку.
Что нам о нем известно? Герберт Маршалл — Herbert P. J. Marshall (1906—1991) — английский театральный и кинорежиссер, в юности увлекся новаторским советским кинематографом, слушал лекции Сергея Эйзенштейна, которые тот читал в Англии в начале 30-х, учился во ВГИКе в Москве, где посещал лекции И. Ивенса, так что попал в съемочную бригаду прямо со студенческой скамьи. Впоследствии Герберт Маршалл вернулся в Англию, но связей с Россией не терял: в 1930—1940-е гг. был активным членом общества дружбы Великобритания — СССР, занимался переводами советской литературы (Маяковский, Евтушенко, Эйзенштейн), в том числе переводил детские книги, которые издавали в Англии во время Второй мировой войны, когда интерес и сочувствие к России были очень велики. С 1966-го по 1979-й Герберт Маршалл — директор Центра советских и восточно-европейских исследований в университете Южного Иллинойса (США). Он оставил уникальную библиотеку и архив, в котором собраны редкие документы, связанные с его пребыванием в Советском Союзе, — дневники, записные книжки, переписка с известными деятелями советского искусства, конспекты лекций Сергея Эйзенштейна и оригинальные рисунки великого режиссера, а также фотографии и черновики переводов, сценарные планы спектаклей и аудиозаписи интервью с советскими поэтами и писателями. Все это вдова режиссера, скульптор Фредда Бриллиант, передала в 1990 году в библиотеку университета Нотр-Дам (США).
Несмотря на все старания режиссера представить грандиозность своего замысла случайной зрительнице, фильм произвел на Памелу Трэверс обратное впечатление: «Я осталась одиноко ждать этого далекого трамвая. Было темно и тревожно, но я была так изранена, что у меня не было сил бояться. В ушах похоронным звоном звучал голос режиссера: вагонетки со свинцом, сексуальная свобода, торжество женщин. Вагонетки со свинцом, свобода...»
Загадкой, получившей наиболее обстоятельное объяснение, пожалуй, можно считать эпизод с посещением спектакля «Гамлет». Памела Л. Трэверс с юности была увлечена театром и, еще живя в Австралии, сама выступала на сцене. Многие ее журнальные публикации 1920-х годов были также посвящены театру, в том числе знаменитым постановкам Дягилева, которыми она восхищалась. Неудивительно, что и в России Трэверс хотела увидеть новый революционный театр. Но программа «Интуриста» предлагала зарубежным гостям лишь традиционное посещение балета «Лебединое озеро» в Большом театре. Памела Трэверс признается, что была разочарована: «Нам показали не современный спектакль, a „Lac des Cygnes“ в такой устарелой постановке, что мы словно бы вернулись в эпоху царизма».
Памела Трэверс упорно продолжает искать новый театр, и одна, на свой страх и риск, отправляется смотреть «Гамлета». Что это была за постановка? Оказалось, определить несложно. Это сейчас в столичных театрах может идти несколько «Гамлетов» или «Ромео и Джульетт», а тогда, в 1932 году, такая постановка была только одна. Но какая — легендарный спектакль знаменитого режиссера Николая Павловича Акимова (1901—1968) в Вахтанговском театре! Он появился после вынужденного перерыва, так как «Гамлет» считался пьесой реакционной, мистической, не годной для рабоче-крестьянской аудитории[87], всем был известен негласный запрет Сталина, который с подозрением относился к пьесам Шекспира. Сказать, что спектакль вызвал «бурные споры» — значит ничего не сказать. «Эта скандальная постановка и до сего дня — кошмар для шекспирове-дов. Они бледнеют при одном только упоминании о ней, как если бы увидели Призрака», — вспоминал Дмитрий Шостакович, которого Акимов уговорил написать музыку к спектаклю[88].
Николай Акимов поставил перед собой задачу избавить пьесу Шекспира от груза традиционных прочтений. Режиссер избрал главной темой спектакля борьбу за престол, пренебрег философскими исканиями, а всех персонажей преобразил почти до неузнаваемости: Гамлет утратил романтический ореол, зато приобрел брюшко, постарел и стал почти ровесником Клавдия. «Мы ставили себе задачей, — писал режиссер, — в первую очередь дать оптимистический, бодрый и жизнерадостный спектакль „Гамлета“, за которым установилась такая дурная слава мрачной, мистической, символической и философски реакционной пьесы и который мне разрешено было ставить только потому, что моя постановка отмежевывалась от нависших на «Гамлете» традиций и пыталась по-новому раскрыть его»[89].
«Ничего не поделаешь — получается комедия!» — сказал Н.П. Акимов, начиная работу над спектаклем. И не просто комедия получилась, а комедия эксцентрическая: с трюками, буффонадой, комическими погонями и пр. Акимов заказал переделать тексты нескольких сцен мастерам сатирических обозрений Николаю Эрдману и Владимиру Массу, они сильно сократили монологи принца, превратив их в насыщенные действием сцены.
Вот как вспоминал этот спектакль один из очевидцев: «Акимов сдержал все свои обещания. По сцене пролетала королевская кавалькада вдогонку за убегавшим оленем. Прекрасный рыцарь Фортинбрас, ломая забор копытами коня, въезжал на сцену на фоне лилового неба, под великолепный марш Шостаковича. По краям забора торчали пики с отрубленными головами, и качались повешенные на виселицах. Офелия была действительно очаровательна и необыкновенно соблазнительна в своем черном бархатном платье, обшитом золотом, с низким вырезом на груди. Гамлет был кутила и забияка. Интересную и талантливую музыку написал Шостакович. Одним словом, все было на месте, как и обещал режиссер. Не было только старика Шекспира. Но на этот спектакль его и не предполагали приглашать»[90].
