Майя Бессараб - Лев Ландау
Над моей привычкой все записывать Дау посмеивался. Но он довольно часто диктовал мне длинные цитаты, стихи Николая Гумилева (очень удивлялся, почему я не могу запомнить их, после того как он два раза прочитает: «Ведь хорошие стихи сразу запоминаются»).
В те годы я много и без разбору читала. Увидев меня с «Куклой» Болеслава Пруса, он воскликнул:
— Боже, что она читает!
И тут же продиктовал список книг, которые необходимо прочитать в первую очередь: «Красное и черное» Стендаля, «Ярмарка тщеславия» Теккерея, «История Тома Джонса, найденыша» Фил-динга, «Путешествие Гулливера» Свифта; далее следовал длинный список произведений русских классиков.
Возвращая мне том Далева словаря, он сказал:
— У Даля есть неплохое высказывание: «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». А сам он был датчанин по отцу и полунемец-полуфранцуз по матери.
1941 год. Война. Институт физических проблем эвакуировался в Казань. Вместе с коллегами Ландау выполнял спецзадания.
«Ландау помог поднять советскую физику на невиданную высоту, и он был в значительной степени повинен в том потрясении, которое произошло в Соединенных Штатах, когда Россия стремительно обогнала всех в производстве водородной бомбы», — подобные заявления зарубежной прессы Ландау отказывался комментировать.
Однажды кто-то из военных рассказал ученым о пятнадцатилетнем мальчике Виле Чикмакове, судьба которого напоминает судьбу Пети Ростова. Немцы двигались к Севастополю, а Виля не брали в комсомольский партизанский отряд: мал еще. Он не отставал от секретаря горкома комсомола, пока не был записан в отряд. В первом же бою у Байдарских ворот, едва завидев немцев, Виль выскочил из окопа и бросился навстречу врагу. Он не успел сделать ни одного выстрела — был убит наповал. За ним поднялись все, и атака была отбита. Немцы отступили.
— Жалко как, — сказал один из присутствующих, — и не жил совсем. Бессмысленная гибель.
— Нет, не бессмысленная, — возразил Дау. — Только так и можно победить в этой войне.
В конце войны, уже после возвращения из Казани, Дау достал где-то сборник стихов Константина Симонова — небольшую книгу в ярком синем переплете. Скоро он знал на память почти все стихи из этой книги. Двух дней кряду не проходило, чтобы он не прочел наизусть какого-нибудь стихотворения.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди…
Он читал, не пропуская ни строчки, с начала до конца в неизменном ритме, монотонно нараспев. Читал подолгу и с таким самозабвением, как читают только поэты. Не изменяя своей старой любви — Лермонтову, не забывая блоковского «О доблестях, о подвигах, о славе…», во время войны он больше читал Симонова: его поэзия в те годы была ближе всего его душе.
Чего у Дау не было, так это снобизма. Один из его друзей как-то сказал:
— Он был простой человек и любил простые, искренние стихи.
И уж, конечно, не стеснялся признаться, что ему нравятся стихотворения поэта, которого снобы в грош не ставили. Я очень хорошо помню, как дала Дау прочитать книжку стихотворений Симонова. Кора потом сказала:
— Ты должна ее подарить Дау, он с ней не расстается. Ведь он тебе столько книг подарил.
Я охотно отдала книжечку Дау. Он выучил ее наизусть.
С 1943 по 1947 год Лев Давидович Ландау преподает на кафедре физики низких температур Московского университета, а с 1947 по 1950 год — на кафедре общей физики Московского физико-технического института.
1946 год был для Ландау счастливым. 30 ноября 1946 года он избран действительным членом Академии наук СССР. Кандидатуру его поддержал Сергей Иванович Вавилов, президент Академии наук, талантливый физик-экспериментатор. Льву Давидовичу была присуждена Государственная премия за работы по теории фазовых переходов в теории сверхтекучести.
За три месяца до избрания в академию у Ландау родился сын. От радости не сиделось дома, Дау носился по институту и всем сообщал:
— У меня родился сын!
Шальников советовал назвать мальчика Иваном. Но Дау дал своему сыну «лучшее из всех возможных имен» — Игорь. Лопнула еще одна «теория», которую Дау считал непогрешимой: раньше он говорил, что детей иметь нельзя — они мешают родителям заниматься делами.
Надо было видеть, как Дау играл с малышом!
Мальчик был толстый, краснощекий, с черными отцовскими глазами и льняными материнскими локонами. Едва научившись ходить, он с утра топал в отцовский кабинет, и через минуту там начиналась немыслимая возня.
В 1946 году, как уже было упомянуто, Ландау получил свою первую Государственную премию. По отношению к премиям он твердо придерживался правила: часть премии, не меньше половины, надо раздать людям, в первую очередь тем, кто в данный момент нуждается в материальной поддержке.
Известность не изменила характера Дау. Любой мог поговорить, посоветоваться с ним. Невозможно было представить себе Ландау важничающим.
Вскочив с постели, Дау стремился поскорее покончить со всеми утренними делами. Чисто выбритый, он садился к столу: в левой руке газета, в правой вилка или ложка. Утренние газеты просматривались очень внимательно, ничего интересного не пропускалось.
Вот он выходит из дому. На соседнем крыльце появляется жена Шальникова — Ольга Григорьевна. Поклонившись соседке, Дау спрашивает у нее, не проспал ли Шура. Не успевает Ольга Григорьевна ответить, как из двери выбегает Александр Иосифович, и друзья отправляются в институт.
Дау очень любит Шуру и, говоря о нем, часто вспоминает четверостишие их однокурсницы Жени Канегиссер:
Не плечист, зато речист,
Сердцем нежен, духом чист.
Просто грех о нем злословить —
Шура Шальников.
Ландау заглядывает в комнату теоретиков и останавливается в дверях. Увидев на столе Петра Леонидовича Капицы новый прибор:
— Какой красивый прибор!
Прибор его любимого цвета — красного.
Две молоденькие аспирантки с невероятно серьезным видом что-то пишут. Дау подходит, вникает в суть их работы и весело хмыкает.
— Лев Давидович, разве неправильно? — вспыхивают девушки.
— Я не принадлежу к числу мужчин, которые сильный пол ставят выше слабого. Однако если бы у меня было столько забот, сколько у женщин, я бы никогда не стал физиком.
— Зато женщины обладают безграничным терпением, которого у мужчин нет.
— Безусловно. Я думаю, что если бы мужчинам пришлось рожать, человечество бы вымерло, — отвечает Дау и исчезает так же внезапно, как появился.
