Тамара Черемнова - Трава, пробившая асфальт
После очередного эпилептического припадка ее поместили в психоневрологический интернат, а судьбу дочери решили органы опеки, не известив мать о решении. Решили, что женщине с такой тяжелой формой эпилепсии лучше вообще не контактировать с дитем. И Маруся осталась одна-одинешенька — муж исчез, первый ребенок в могиле, второй неизвестно где...
Тетя Маша тоже жила с мужем, у них росли четыре дочки, и они очень хотели мальчика. И когда, казалось бы, осуществление мечты было уже близко, совсем рядом, у Маши на четвертом месяце беременности проявилась тяжелая шизофрения. Приступы не удавалось компенсировать, и все разрушилось, включая семейное счастье... В итоге этот дом скорби.
У бабы Маши все было проще. Бездетная, работала на стройке, муж умер, ее парализовало после инсульта. Итог тот же.
И вот в скорбной 15-й палате Прокопьевского ПНИ жизнь собрала вместе трех Маш и одну Тому...
* * *
Как-то после обеда, лежа на кровати, коляски мне так и не выдали, я заметила, что тетя Маруся перебирает свои бумаги. И спросила:
— Что это за бумаги?
— Да это письма — ответы оттуда, где я дочку свою искала, — ответила она грустно.
— Вы ее нашли?
— Пока отовсюду отвечают, что такая не значится. Сколь уже писем переписала и никакого толку — вздохнула тетя Маруся.
— А куда вы писали? — продолжила я расспрос.
— В интернат в Южно-Сахалинске. Она там жила и училась, еще когда я была здорова.
— А сколько ей лет?
— Она уже взрослая... Столько годков прошло...
— Тогда вам непросто будет ее отыскать, она могла выйти замуж и сменить фамилию. И если живет под фамилией мужа, ее не найти, — сделала я неутешительный вывод.
— Совсем невозможно найти? — расстроилась тетя Маруся.
— Надо попробовать направить письма в нужные места. — Я вспомнила, как, еще живя в детдоме, смотрела по телевизору передачу, где женщина нашла своего пропавшего сына через Красный Крест.
— Это в какие места?
— Напишите письмо в Красный Крест. Это международная организация, которая имеет доступ во все архивы всех городов во всех странах, включая Советский Союз. Они ваше письмо направят туда, куда нужно, и на их запрос дадут ответ.
— Ты точный адрес Красного Креста знаешь?
— Он всем известен: Москва, Международный комитет Красного Креста. Только свой адрес полностью укажите. На такие письма в Красном Кресте обязательно отвечают. И обязательно организуют поиск вашей дочки по всему СССР, — заверила я тетю Марусю.
Продиктовав тете Марусе текст письма, я подумала про себя, что даже самая слабая надежда все ж лучше безысходной тоски. По себе знаю — каково это, когда тебя по уши затягивает тягучий омут безнадежности, высасывающий душу и выдавливающий жизненные силы.
А тетя Маруся после отправки письма в Красный Крест начала считать дни и ежедневно спрашивать, была ли почта и есть ли что для Диборских? Шли дни, месяцы, менялись сезоны, но ответа все не было. Прошло два с половиной года. Маруся терпеливо ждала.
* * *
Ответ с адресом Марусиной дочки пришел в 1977-м. Такой поиск — дело долгое, поэтапное, многоступенчатое. Сотрудники Красного Креста переслали Марусин запрос в уголовный розыск Кемеровской области, потребовав разобраться и разыскать дочь, а угрозыск навел справки по своим каналам, обращаясь в региональные отделения милиции и организации. Человек не иголка — нашелся!
И началась переписка Маруси с дочкой. Оказалась, что та живет недалеко, в Алтайском крае, вышла замуж и родила сынишку. Вот была радость для тети Маруси узнать, что дочка обрела семейное счастье и что есть внук!
А уж какая радость была, когда дочка с внуком приехали к тете Марусе в Прокопьевский ПНИ. Два года спустя тетя Маруся поехала в гости к дочке, когда та родила второго ребенка. И обратно в ПНИ она уже больше не вернулась...
Два месяца мы ее ждали, думали, что дочка решила ее забрать домой в семью. Но все оказалось печальнее... Ольга Федоровна послала письмо дочке, и та ответила, что мама умерла в больнице во время приступа эпилепсии.
Так закончилась история тети Маруси. Но хорошо хоть, что она смогла найти дочку и успела поласкать внуков. И хорошо, что умерла не безвестно в ПНИ и положена не в казенный гроб, а оплакана и похоронена своей семьей, и на могилу ходят родные люди...
Я завидую тете Марусе, несмотря на все ужасы ее жития и несправедливо ранний уход как раз тогда, когда она обрела семью. Я бы тоже хотела умереть в домашних стенах, и чтобы меня оплакал кто-то из близких родичей. Увы...
Оберегают семьи — от меня
Прошло три недели, как меня привезли из Бачатского детдома, я старалась не думать о плохом, тем более что за окном стояли солнечные деньки и вовсю куражилось лето.
В один из залитых солнцем дней тетя Маруся открыла окно. Я увидела в оконном стекле отражение белых облаков, безмятежно плывущих по голубому небу, и тоска наполнила душу. Надо же, снова эти зовущие облака... Стало жарко, и окно держали открытым с самого утра и до вечера, чтобы я могла наблюдать в оконных стеклах отражения сводящих с ума облаков.
В таком настроении меня застала медсестра Любовь Кузьминична, которая за неимением квартиры, жила с семьей в нашем корпусе прямо у нас за стенкой.
Дело в том, что здесь раньше был дом инвалидов общего типа, потом его перевели в поселок Инской под Белово, где отстроили новое здание улучшенной планировки, а сюда переселили ПНИ из поселка Кировский, что близ Кемерово, и оттуда приехала половина персонала. Так что квартирами в Прокопьевске обзавелись еще не все.
— Тома, ты чего такая? Болеешь? — заботливо спросила Любовь Кузьминична.
— Просто тоскливо, — ответила я и почувствовала, что вот-вот заплачу.
— Может, врача тебе вызвать? — предложила медсестра. — Сюда приходит городская врачиха, правда, она психиатр, но все равно что-нибудь назначит. Дайка я твою историю болезни отложу.
Я пожала плечами, сомневаясь в помощи психиатра. Разве вылечишь тоску таблетками? Можно на время приглушишь успокоительными, а после окончания их действия тоска навалится с новой силой.
Где-то ближе к обеду дверь в палату распахнулась и с лучезарной улыбкой вошла моя мать Екатерина Ивановна. Я потянулась ей навстречу, но вместо того чтобы спокойно начать диалог, закатилась от рева. Мать подсела на мою койку и, придерживая меня, вытирала слезы.
— Мамочка, возьми меня домой! Хоть на недельку, хоть на три денька! Здесь же совсем близко от Новокузнецка! — набросилась я с мольбами. И сбила в кучу все доводы: и горячее желание погостить дома, и потребность пообщаться с мамой и сестрой Ольгой, и желание увидеть других родичей, и близость Прокопьевска от Новокузнецка. Я клялась, что свыкнусь с неизбежностью пребывания в ПНИ, но прошу о маленьком празднике.
