Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой
— Он скончался у меня на руках. Учитель умер безупречно, подобно воину, но у него была карма, поэтому он не мог войти в пространство магов. (Единственный раз я услышала, что Карлос упоминает карму.) — Позже, когда я встретил дона Хуана, я сказал ему, что у меня есть страшная тайна — ужасная, отвратительная, и я никогда никому в ней не признавался. Я был учеником дона Хуана уже в течение многих лет, прежде чем я нашел в себе мужество сказать об этом кошмаре.
— Скажи мне, estú pido, — спросил дон Хуан, — что может быть плохим вообще? А? Поэтому ты всегда такой тяжелый, такой pesado? Почему я должен встать на голову, чтобы сдвинуть тебя хоть на дюйм? Что это за ужасная вещь, которую ты сделал?
— Я убивал людей, дон Хуан. Много людей.
— ВСЕГО-ТО!? Ты убивал людей? Camjo[28], Карлос, ты убивал человекообразных. И это то, чего ты так стыдишься? Убийство нескольких обезьян? Поверь мне, их всегда так много, что найдется тот, кто займет их место. И ты изнуряешь себя этим «великим секретом»? Qué соñо?
Сначала я ужаснулся этой холодности… Этой чудовищной жестокости! А затем я почувствовал, что тяжелое бремя, моя тяжкая ноша, свалилась с меня. Он заставил меня увидеть свою незначительность. Я был таким важным в собственных глазах, а свою вину я считал такой всеобъемлющей! В действительности же мои действия ничего не означали. Приматы — это мы все, моя радость, если только мы не совершаем рывок и не становимся волшебными существами, какими мы и должны быть.
— Там наверху, — он указал в небо, — там истинные приключения. Не здесь, среди приматов. Мы сгораем ярко, в одно мгновение — да, но мы ничто перед лицом Бесконечности. Ты — искра. Искра в дриминге. Путь воина — это присоединение к Бесконечности. Знаешь, всякий раз, когда я приезжаю в новый город, я иду выговориться к исповеднику. Это не имеет никакого отношения к религии или Богу — я исповедуюсь, чтобы очистить свой дух, обратиться к самому себе.
Я сидела молча и, пряча слезы, закрывала лицо руками.
— Ах, у тебя сейчас особое чувство — маги называют его «онтологическая печаль». Только тогда, когда ты не связана со своим «Я», ты можешь почувствовать ее, эта печаль — безлична, она — волна из той Бесконечности, из темного океана сознания. Когда она наносит удар — бум! — тогда тебе нужен я, именно тогда тебе нужен нагваль, чтобы заставить тебя улыбнуться. Только я могу помочь освободиться от этого.
Видишь, любовь моя, мы даже превратили нечто ужасное между нами в нечто красивое, — мы любим друг друга, а это так много. Спокойной ночи, моя любимая, я люблю тебя. Иди спать прямо сейчас и сразу же позвони своему мужу утром.
Мы поцеловались, и я сразу пошла в свою комнату. Глядя в потолок, я чувствовала смутную тяжесть. Это было плохое предзнаменование, и я это знала.
На следующий день Карлос приехал, чтобы забрать меня из дома. Он вошел поприветствовать мать.
Карлос развлекал ее очаровательными историями довольно долго, пока мне не надоело и не захотелось уехать.
Когда мы остались одни, он спросил:
— Эйми, почему бы тебе не быть подобрей с Сильвией?
Я возразила:
— У нас всегда были сложные отношения. Ты должен понимать это — за столько-то лет.
— Но ей семьдесят три. Что тебе стоит сказать ей: «Я люблю тебя»?
Это были те слова, которые я использовала весьма экономно в отношении матери. Все еще ныли детские раны, и я страстно возражала Карлосу. Мне было уже за тридцать, но я цеплялась за болезненные воспоминания о травмах, нанесенных воспитанием матери, которая страдала тяжелыми депрессиями и иногда была очень жестока, хотя, я думаю, неосознанно. Выслушав простой совет Карлоса, я поняла, что я стала наконец достаточно взрослой, чтобы посмотреть на мать как на яркую, экстравагантную женщину, которая старалась изо всех сил вырастить двух детей, постоянно мучаясь повторяющимися нервными срывами.
Она и понятия не имела, что отношение к роли матери было у нее амбивалентным, — поведение ее было и причудливым, и разрушительным. Она довольно мягко обращалась со мной, с моими друзьями, а потом и с моим мужем; но в то же время ее злило мое поведение на людях. Она постоянно жаловалась на моего отца и не имела никакого представления о рамках приличия.
Я пыталась объяснить Карлосу, как разрушительна была моя жизнь с ней.
Карлос мягко продолжал:
— Только попробуй. Скажи: «Я люблю тебя». Она стара, ну что тебе стоит? Ничего. Кроме того, — шептал он, — если говорить это достаточно долго, ты, быть может, начнешь испытывать любовь, и довольно сильную.
При первой возможности я отважилась и, когда мы прощались, тепло обняла мать со словами: «Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя».
Она была поражена:
— Я… Я тоже люблю тебя, малыш.
Я всячески проявляла теплоту и заботу о ней каждый раз, при каждом звонке, при каждом посещении. Я даже сказала ей, что она была замечательной матерью, и благодарила ее за все, что она дала мне. Я никогда не делала этого прежде.
При следующей встрече с Карлосом мы с матерью обнялись и поцеловались. Моя мать сияла, я тоже.
Карлос был в восторге и сказал: «Вот так-то лучше. Мне нравится это».
Скоро мой брат приехал в город и заметил, что я говорила нашей матери «я люблю тебя» каждый день. Это была явная перемена в наших отношениях.
— Эйми, что ты делаешь? Я ответила:
— Знаешь, она постарела, и я поняла… Какого черта!? Зачем жадничать!?
Он был потрясен:
— Хорошо, если ты так хочешь, я буду поступать так же.
Несколько месяцев спустя моя мать сказала: «Все мои друзья стали чужими для своих детей, но вы, ребята, такие изумительные, такие нежные, А раньше вы были такими трудными».
Карлос был абсолютно прав. Я полюбила ее, и все. Возможно, без Карлоса я могла бы упустить свой шанс; мать вполне могла умереть, так и не почувствовав любви со стороны дочери. Магия Карлоса было проста: моя мать ответила любовью на любовь.
После нескольких поездок в Лос-Анджелес Карлос и я достигли нашей цели — три дня подряд любовных утех. Он теперь постоянно обращался ко мне, называя женой, и твердил, что, когда «энергия будет правильной», мы поженимся официально, так что «мне бы следовало относиться к нашему союзу более серьезно». Тем не менее, раз мы энергически поженились, то, как считал он, я готова для свадебного путешествия.
— Хотела бы ты поехать в Мексику с твоим marido, mi amor?
