«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна
— Бывает, что и сами убегут, но из этого нельзя делать вывод, что люди были брошены на произвол судьбы. Вот американцы известны своим рвением вызволить каждого соотечественника. А в разгар исламской революции в Тегеране все посольство США четыреста сорок четыре дня удерживалось в заложниках. Штаты разорвали с Ираном дипломатические отношения, ввели эмбарго на торговлю, заморозили иранские вклады в своих банках. Бесполезно. Ничего не могли сделать. Активно включились спецслужбы. В операции «Орлиный коготь» были задействованы самолеты, вертолеты, спецназ. Однако дело закончилось жутким провалом. Восемь американских летчиков погибли, вертолеты бросили в пустыне, а несчастные заложники еще долго оставались в руках у иранцев. Я этот факт привел не для того, чтобы «уколоть» американцев. Просто хотел показать: не так легко подчас спасать соотечественников, попавших в беду за рубежом.
— СВР и ГРУ… Существует между ними ревность?
— Объективно на местах она существует. Особенно это было заметно в советские годы. Сейчас соперничество проявляется в гораздо меньшей степени. Меня часто приглашали в Главное разведывательное управление. Я поддерживал прекрасные отношения с первым заместителем, а затем начальником ГРУ Валентином Владимировичем Корабельниковым. Первоклассный специалист.
— Руководство ГРУ тоже бывало в «лесу»?
— Конечно.
— Вы договаривались о каких-то совместных операциях?
— Мы — нет. Такое возможно на более низком уровне. А руководители СВР и ГРУ обычно решают общие задачи на встречах в Совете безопасности.
— У двух разведок бывают взаимные претензии?
— Могу говорить только о своем периоде. Если и возникали претензии, то выражались они в очень мягкой форме.
— Чьи кадры — СВР или ГРУ — отборней? Какая разведка считается более элитарной?
— Затрудняюсь сопоставлять. У каждой структуры свои задачи. Потом, СВР не работает в странах СНГ…
— А ГРУ?
— Не знаю.
— Мы отчасти затрагивали тему предательства. Но сейчас — о ненадежности особого свойства. Чем объяснить, что в среде насквозь просвеченных разведчиков нередко попадаются изменники Родины?
— Здесь нет даже элементов некой закономерности. Предательство разведчика — исключительная вещь. Но когда изменяют люди из сферы науки, промышленности, даже высокопоставленные дипломаты, это не так потрясает воображение. Предательство же разведчика, его перевербовка, превращение в двойного агента производит шокирующее впечатление. Если факт становится достоянием гласности, он надолго не выходит из головы. Люди почти пофамильно помнят перебежчиков из спецслужб. Да и как не испытывать ошеломления, узнав, к примеру, о падении Олега Калугина — одного из самых молодых начальников внешней контрразведки КГБ, генерал-майора, фигуры, которая была сильно на виду.
— Википедия приводит интервью Калугина радиостанции «Свобода», где он рассказывает, что в 1978 году связал своего заместителя со спецлабораторией «Камера» и приказал снабдить болгар приспособлением для убийства диссидента Маркова. Тем самым знаменитым зонтиком, от ядовитого укола которым Георгий Марков скончался. Ничего себе скелет в шкафу!
— Меня забавляет, когда Калугин выдает себя за борца с системой. Одно время в газетах много писали о том, что его лишили наград. Он вел изматывающую борьбу за их возвращение. Но за что были получены эти ордена?! За «дело Маркова»? За нечто подобное?
— С хранящихся в архивах документов периодически снимается гриф секретности. Сколько лет он обычно действует?
— В разведке оперативные материалы хранятся бессрочно. Однако при определенных обстоятельствах давнишние «дела» могут быть рассекречены. Например, задумав книгу «Конфиденциально: Ближний Восток на сцене и за кулисами», я попросил открыть мою переписку с Центром, касающуюся поездок в Израиль, когда еще не работал в разведке. Мне пошли навстречу. Или ко мне обратился мой добрый товарищ, историк, академик Александр Александрович Фурсенко, отец нынешнего министра образования и науки, с просьбой раскрыть материалы по Карибскому кризису. Наши говорят: «Рано». Но я настоял.
— А вдруг там оставались не подлежащие разглашению сведения?
— Не волнуйтесь. (Улыбается.) Перед тем как снять гриф «Секретно», идет тщательная фильтрация. Оперативную часть никогда не покажут. Данные открывают лишь после того, как специалисты их изучат под лупой.
— В прошлом году, готовя публикацию для «Известий», мы встречались с двадцатичетырехлетним внуком Павла Судоплатова — чекиста, известного в первую очередь организацией теракта против Троцкого. Не берясь осуждать деда, внук сделал свой выбор в пользу капитализма, семейных ценностей… Успешно работает в московском отделении английской брокерской компании. А что представляют собой ровесники Петра Судоплатова, сегодня приходящие в СВР, новая популяция разведки?
— Прежде всего они патриоты, государственники. В наше время никто не идет работать в разведку из-за денег. В самом факте, что человек избирает эту стезю, а не, скажем, занятие бизнесом, содержится элемент патриотизма. Только не поймите меня превратно: среди бизнесменов немало патриотов.
— И даже разведчиков. Александр Лебедев, Юрий Ка-баладзе… Это только те, чьи имена сразу приходят на ум.
— Это люди, покинувшие СВР, бывшие разведчики. Но мы о другом. В детстве все мальчики мечтают стать разведчиками. Однако если это желание проявляют двадцатилетние, значит, им не нравится «от сих до сих» сидеть в кабинете, вести размеренную жизнь. По-хорошему авантюрное начало — одно из качеств разведчика. Тяга к глубоким знаниям — из того же разряда. Как правило, в учебные заведения, готовящие кадры для СВР, приходят ребята, уже закончившие с «красным дипломом» тот или иной вуз. Для них это второе образование. И учить будут не ползать на пузе или пробираться сквозь колючую проволоку, а нескольким языкам, причем в совершенстве, основательному страноведению и т. п. Молодежь, приходящая в Службу внешней разведки, очень толковая, просвещенная. Система отбора такова, что разведчиками сегодня становятся — без преувеличения — лучшие.
Прошло время, когда в разведку набирали парней от станка, с пятиклассным образованием, как Амаяк Кобулов, назначенный в 1940 году нашим резидентом в Берлине. Бывший счетовод на заводе, выпускающем бутылки для «Боржоми», был не только безграмотен (достаточно почитать его примитивные донесения в Центр), но и несообразителен, хвастлив. Завербованный им агент «Лицеист» оказался немецким разведчиком. Между тем на основании его сведений Кобулов слал в Москву безмятежные сообщения, перечеркивающие тревожные шифровки «Красной капеллы», Рихарда Зорге, Вилли Лемана — только в июне этого года рассекреченного ценнейшего источника… Гитлер знал о Кобулове и придавал большое значение «игре» с ним. Риббентроп лично докладывал фюреру обо всех материалах, предназначавшихся для передачи Кобулову, с помощью которого вплоть до нападения Германии на СССР немцы вводили в заблуждение Сталина и Молотова.
Я хорошо осведомлен о позорной работе Кобулова, ибо, возглавив СВР, изучал архивные документы. К огорчению, испытанному при чтении некоторых старых досье, примешивалось удовлетворение от того, что нынешних сотрудников от прежних «назначенцев» отделяет целая пропасть.
Высокий уровень современных кадров лежит в основе того, что их настойчиво зовут в крупные компании, бизнес-структуры. Офицеры сейчас имеют право, написав заявление, в любой момент уйти в отставку. Я опасался, что с учетом колоссальной разницы в деньгах увольнения из СВР зачастят. Но, к счастью, ушли единицы.
— Как вы удерживали сотрудников?
— Они в общем-то сами удерживались. Разведчик — это призвание. Однако пускать процесс на самотек я тоже не собирался. При утверждении в должности сказал Ельцину: «Борис Николаевич, я не могу послать в разведку человека, у которого нет квартиры. Прошу вас, подпишите вместе с указом о моем назначении распоряжение о выделении жилья для нуждающихся сотрудников». Президент согласился. Я был невероятно доволен тем, что квартиры наконец получат заслуженные офицеры со стажем. Но думал также и о притоке в СВР «свежей крови», как вы говорите, новой популяции разведчиков. А молодежь не приходит с квартирами…