Судьба Блока. По документам, воспоминаниям, письмам, заметкам, дневникам, статьям и другим материалам - Немеровская О.

В описываемый вечер таковые оказались и в нашей среде. По настоянию Блока, «волнуясь и спеша», прочитали они кое-что из своих произведений. И ко всем Блок отнесся с ласковою благожелательностью, а одному молодому политическому поэту, описывавшему смертную казнь в крепости, дружески посоветовал отбросить риторическое заключение, и от этой безболезненной операции стихотворение, к великому восторгу автора, значительно выиграло в своей выразительности.

Сергей Штейн Воспоминания об Ал. Ал. Блоке

Блока мало читают и мало знают; его книга распространяется очень медленно. Но молодой поэт может гордиться теми немногими верными, искренними поклонниками, которые особенно часты среди молодежи.

Николай Поярков [63]. Поэты наших дней (Критические этюды)

Помню, как мы, восемнадцатилетние юноши, собирались в кабаках Петербурга, где-нибудь на Рождественской, и за бутылкой пива читали его стихи. Наша молодость вырастала под знаком Блока.

Юрий Анненков. Смерть Блока.

Пока я живу таким ускоренным темпом, как в эту зиму, – я «доволен», но очень допускаю, что могу почувствовать отчаяние, если ослабится этот темп.

Письмо к матери 1907 г.

В Москве все мирно. «Золотое Руно» ежедневно устрояет торжественные пьянства (или «оргийные празднества») – и это все, о чем говорит наш литературный мир. Ресторан Метрополь изобрел даже особое парфэ – «Золотое Руно».

Письмо В. Брюсова к В. Перцову 17/ΙΙ-1906 г.

Мелкие заботы – литературные. Страшно много надо писать, критику в «Руно», фельетон в «Своб. Мысли», всюду рассылать стихи – и при всем этом находить время заниматься расколом и историей театра, да еще не быть в состоянии написать драму и таскать ее в себе.

Письмо к матери 28/IX-1907. [64]

Декаденты празднуют победу, г-н Горнфельд говорит о торжестве победителей, а Л. Галич [65] жалуется на то, что мы в «плену у лирики».

Декаденты действительно торжествуют. Главное их торжество не в том только, что им удалось выйти из своей «келий под елью» на широкую улицу, а что они перестали быть в глазах читателей особой школой, направлением в русской литературе. Это им удалось благодаря соединению с враждебным дотоле лагерем так называемых реалистов. Если Горький и Брюсов были два антипода, то теперь, благодаря Леониду Андрееву, который встал у самого водораздела, антиподы встретились, Леонид Андреев пьет воду у обоих источников. Оба лагеря считают его своим. Между сборниками «Знания», альманахами «Шиповник», «Факелы» и декадентскими журналами «Весы», «Золотое Руно», «Перевал» завязались как будто дружеские связи. Границы отдельных течений стерлись, все смелось в бурном водовороте ультрасовременной литературы, которой одни дают кличку «мистического анархизма», другие «соборного индивидуализма», а третьи, наиболее желчные – «хулиганства».

Д. Философов. Дела домашние

Эпоха альманахов характерна именно, как показатель полнейшего разлада литературных школ, распайки тех духовных течений, которые еще так недавно определяли русскую литературную жизнь. Групповое, соборное, артельное идейное творчество заменилось творчеством эклектическим, и то обстоятельство, что в большинстве этих альманахов писатели-модернисты встречались со «Знаньевцами» – Белый, Брюсов, Блок, Сологуб с Юшкевичем, Серафимовичем, Найденовым и Чириковым – свидетельствует о явлении, несколько более значительном, чем та «победа декадентов», которую провозгласили иные литературные круги. Здесь мы наблюдаем отнюдь не слияние двух направлений доселе враждебных, а, напротив, их полнейшую внутреннюю дезорганизацию, и когда пышноватая пьеса Найденова «Хорошенькая» выходила в «Шиповнике» под утонченнейшей обложкою В. Сомова, когда И. Потапенко в «Современном Мире» сталкивался с Валерием Брюсовым, а г. Брешко-Брешковский в «Ниве» с Александром Блоком, то это свидетельствовало только о том, что в общественном сознании давно порвалась та нить, которая привязывала Сомовых к «Миру Искусства», а Найденовых к «Знанию». Здесь скорее инерция, чем взаимное притяжение; скорее эклектизм, чем синтез.

К. Чуковский. Русская литература

В Москве издаются три декадентских журнала: «Весы», «Перевал» и «Золотое Руно». Но совершенно неизвестно, чем один журнал отличается от другого, где кончаются «Весы» и где начинается «Перевал». Почти те же сотрудники, везде попадаются интересные статьи, и везде чувствуется – как бы сказать повежливее? – слишком сильный привкус именно «мистического анархизма». Отличаются журналы, и очень резко, только шрифтом, обложкой и форматом…

Но… если для нас, «профанов», журналы эти ничем не отличаются друг от друга, то для посвященных – между ними непроходимая пропасть, «Гриф» клюет «Скорпиона», «Скорпион» жалит «Грифа», и оба вместе поедом едят беззащитное «Золотое Руно».

Д. Философов

В августовских №№ большинства московских газет и петербургских и в некоторых №№ провинциальных газет было напечатано два следующих «письма в редакцию».

I

Позвольте через вашу уважаемую газету довести до сведения наших читателей, что мы более не считаем возможным сотрудничать в «Золотом Руне» г. Н. Рябушинского и никакого участия в этом журнале более не принимаем. Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Валерий Брюсов, Андрей Белый.

II

Вполне присоединяясь к письму Д. Мережковского, 3. Гиппиус, Валерия Брюсова и Андрея Белого, мы также более не считаем возможным сотрудничать в «Золотом Руне» г. Н. Рябушинского и никакого участия в этом журнале более не принимаем. М. Кузьмин, Ю. Балтрушайтис, М. Ликиардопуло [66].

«Весы», 1907 № 8

Дорогой Георгий Иванович! Я и отказываюсь решительно от «мист. анархизма», потому что хочу сохранить «душу незыблемой». Точно так же откажусь от «мист. реализма», «соборн. индивидуализма» и т. и. – если меня туда потянут. Я прежде всего – сам по себе и хочу быть все проще. Если Вы будете возражать Семенову, это хорошо, потому что – что может значить: «l'anarchisme mysterieux n'est pas une ecole, mais un courant de la nouvelle poesie russe»? Что ecole, что courant – все единственно, и это доказывается далее немедленно приводимой схемой, в которой все – оспоримо. В частности, поэты самые замечательные, по-моему, и такие, к которым я был всегда близок и не имею причин не быть близким, разбросаны по разным рубрикам. Это – Бальмонт, Брюсов, Гиппиус, Андрей Белый. Из них Брюсова я считал, считаю и буду считать своим ближайшим учителем – после Вл. Соловьева. Вот почему мне необходимо опровергнуть Семенова печатно. Второе – я сделаю это в «Весах», потому что глубоко уважаю «Весы» (хотя во многом не согласен с ними) и чувствую себя связанным с ними так же прочно, как с «Новым Путем». «Весы» и были, и есть событие для меня, а, по-моему, и вообще – событие, и самый цельный и боевой теперь журнал. Если бы я пренебрегал «Весами», т. е. лицами, с которыми я связан или лучшими литературными традициями (как Брюсов) или Роком (как А. Белый), то это было бы «душа клеточка, а отца – в рыло». А я не хочу так.

Письмо к Г. И. Чулкову 26/VIII 1907

Г. А. В. Траугот. Иллюстрациях стихотворению «В ресторане».

1967 г.